Смерть Анакреона - страница 5

стр.

Но вот долг был исполнен, молитвенное настроение прошло. Они направились в гостиную, чтобы выпить по бокалу вина, как было договорено. Он сразу же стал искать фотографию покойного мужа, ведь в квартире каждой вдовы, особенно если есть дети, в гостиной над зеркалом обычно висела фотография мужа — для назидания и для запугивания, будто пучок розог.

Но фотографии не было.

Он удивился, это было для него ново. Почувствовал, однако, облегчение. Ну, а в остальном, ничего примечательного в комнате не было. Более того, все в ней было отмечено случайностью — предметы, мебель, их расстановка… И это удивило его, удивило, потому что он не ожидал именно от нее подобной небрежности. Он интуитивно понял, что ее порицали за отсутствие фотографии мужа, ибо она тем самым вела себя не как все, противостояла общественному мнению. В мыслях возник некий неясный, приблизительный, но заманчивый женский образ. Ему показалось, что он узрел в ней новый тип человека, во всяком случае совершенно незнакомый ему человеческий тип. Тишина и покой детской захлестнули его. Мысли путались. Благодарность, огромное чувство благодарности охватило его. Он переживал нечто новое, возможно, даже собственное обновление.

— Вы приглашаете меня к себе, фру?

Она сказала: «Да, именно вас».

Он удивленно взглянул на нее: «Почему вы говорите так?»

— Потому что вы, надеюсь, понимаете.

Остро кольнуло в сердце, он все еще сомневался относительно цели этого приглашения, и он едва слышно произнес: «Да, да, естественно».

Она видела его бледное лицо, ей стало грустно, очень даже грустно. Перед ней сидел человек, характер которого, мысли которого казались ей новыми, незнакомыми дотоле или все же… знакомыми? — Таких мужчин у нее было несколько.

— Я рада знакомству с вами.

— Вы рады, что познакомились со мной?

— Да, камергер.

Тут его словно прорвало. Оглушило. Ее слова, словно елей на душу. В нем все ликовало и пело от счастья. Он чувствовал, что ему не станет легче в жизни, но он был из тех, кто терпимо относился к слабостям, умел прощать, у него было достаточно сил, чтобы выдержать предстоящие испытания. Ум его торжествовал, душа переполнилась радужными мечтами. В этот миг он вознесся, ощутил себя гордым человеком, познал свое подлинное «я».

И он сказал: «Чудно как бывает в жизни. Один миг может облагородить человека».

И она сразу, неожиданно для него отпарировала: «Неужели мужчина способен понять это?»

Они стояли и в упор смотрели друг на друга. Им овладело сомнение, внутренний голос говорил, что не следует особенно полагаться на свой инстинкт. Он колебался, был не уверен, думала ли она в том же направлении, что и он… Слишком уж необычно было бы: «Может ли женщина понять это?»

— Думаю, да.

— Тогда мир спасен!

Она улыбнулась: «Так ли?»

— Да, мой мир, фру Кобру.

— Думаем ли мы об одном и том же?

Он как бы повременил с ответом, и она поспешила добавить: «Я имею в виду, думаем ли мы о неверных, ошибочных шагах в любви, господин Лино».

— Да, полагаю.

— Я хотела бы уточнить свою мысль. Многое ведь зависит от того, каковы были предпосылки ошибочных шагов, когда бросаются сломя голову в веселье и празднества!

Он испугался: «Да, да! Веселье и празднество… не по мне, не для меня, грустно-прегрустно. Эротика… Все в прошлом, да. К сожалению! Ах, как она хороша собой и молода».

Она сказала: «Вы полагаете, можете ли вы сказать мне, что полагаете, будто с моими предпосылками… будто причины моего поведения были уважительными, когда речь заходила о веселье и празднестве?»

— Да, от всего сердца.

— А как вы посмотрите на то, если я скажу, что причины не всегда были уважительными, когда речь заходила о веселье и празднестве?

— Я скажу, фру, что вы облагородились через ваши ошибочные действия.

Она слышала очень хорошо, что он произнес именно эти слова.

— Назовите это грехом, потому что так оно и есть.

Благоговение, которое она испытала в детской, вернулось к ней.

Он прерывисто дышал: «Да, да, но почему мы говорим столь откровенно?»

— Вы хотите сказать, что мы не знаем достаточно хорошо друг друга.

— Нет, фру Кобру, поверьте мне, наконец, это не критика… Я не понимаю, как вообще возможно так разговаривать с человеком, с людьми…