Смерть экс-любовника - страница 6

Вся эта вечеринка – большая ошибка, решила я, направляясь в дом вместе с другими гостями. Я пришла сюда только из уважения к Рексу, который дал мне работу, когда я в ней нуждалась. Здесь нет ни одного знакомого лица, кроме Фредрик, которую могу видеть когда захочу; меня все принимали за женщину, с которой меня перепутала и Джен Ким; я печалилась о Дэвиде; расстроилась из-за своих лягушек; мне нужно, наконец, хорошенько выспаться, ведь мы с Саймоном не давали друг другу такой возможности уже несколько недель. Попробую ускользнуть и окликнуть Фредрик из машины, чтобы объяснить свой скорый отъезд.

Я вышла из парадной двери и дала парковщику корешок от квитанции. В ожидании машины набрала номер Саймона и стала писать сообщение, в котором предлагала заняться сексом, но тут человек с мегафоном подошел ко мне, встал рядом и спросил:

– Уолли, вы ведь не покидаете нас?

Откуда всем известно мое имя? Или у меня на спине табличка, где оно указано?

– Мы знакомы? – удивилась я.

– Макс Фройнд. – Он сердечно пожал мне руку. – Я работаю с Тришей. На этой вечеринке мне досталась роль помощника режиссера, и потому я собираю исполнителей и гостей. На презентацию.

– Я собиралась уезжать – что-то неважно себя чувствую. И думала исчезнуть по-тихому, но догадываюсь…

– Вы не можете потерпеть еще десять минут? Спасибо. Жаль, что вам нехорошо.

– Мне плохо не физически. Сегодня умер мой друг.

– Дэвид Зетракис? – Я кивнула, он обнял меня. – Я знал его двадцать семь лет. Мы вместе занимались бизнесом, делали карьеру. Он играл, я был помощником режиссера. Он ставил, я был помощником режиссера. Он заделался продюсером, я оставался помощником режиссера. Почти все здесь знали Дэвида. Представьте, что это поминки по нему.

Вряд ли эти слова пришлись бы по душе Трише.

– Пойдемте лучше на презентацию. Семь минут назад вы объявили о ней. А кстати, что будут представлять?

Грубое лицо Макса осветила теплая улыбка.

– А вы не знаете? Тогда я не буду портить вам удовольствие. Но без нас они не начнут. Ведь я как-никак помощник режиссера. А вы, моя дорогая, самая настоящая звезда.

Когда мы проходили гостиную, Макс показал мегафоном в сторону пианиста. От «Канона» Пачелбела тот перешел к «Возрадуйся, мир!» в версии «Фри дог найт» с начальными словами «Иеремия был лягушкой-быком», которую пианист исполнял оперным голосом.

Под вялые аплодисменты мы вошли в кухню. Отсюда была видна столовая. Я не умею произносить речи, Рекс же стоял на стуле посреди кухни.

– Уолли, минуту назад я поведал миру о том, что ты та самая девушка, которая дала мне прозвище Рекс Стетсон, и оно превратилось в мое имя, когда я переехал сюда. Триша никогда не стала бы встречаться со мной, останься я Морисом.

– Правильно! – кивнула Триша, которая приходилась по пояс возвышающемуся надо всеми Рексу. Она как должное выслушала смех, наслаждаясь им, и ни с того ни с сего напомнила мне пуделя. В моей голове тут же родилась идея поздравительной открытки: собака и ее тренер на дог-шоу в «Уэстминстер кеннел клаб»… Но Рекс снова заговорил и показал на стену позади себя.

Я увидела, что она, в отличие от других, задрапирована.

– Вы все знаете Тришу гораздо дольше, чем меня, – начал Рекс, – и все являетесь членами ее мыльной семьи. Вам известно, какие чувства она испытывает к лягушкам. Ее гардеробная в студии, где она жила прежде, словно взята из журнала «Нэшнл джиографик», и мне очень хочется, чтобы она чувствовала себя здесь дома, точно так же как и там. Вы можете увидеть пять самых настоящих лягушек в солярии, но вот эти две – мои самые любимые. Дамы и господа… портреты Рекса и Триши!

Белая драпировка поднялась, и все увидели лягушек. Первая отличалась размерами Гаргантюа, причиной чему послужила ошибка в расчетах, другая была маленькой и симпатичной: синей с черными пятнами. Вместе они составляли очень странную пару, и, работая, я чуть было не закрасила их. Но они оказались единственными, кто выжил, и под ними золотыми буквами с завитками значилось «Рекс и Триша». Толпа начала охать, ахать, смеяться, все кинулись меня поздравлять. Я не собиралась доносить до зрителей, что Рекс с Тришей столь разновелики и напоминают западноафриканского голиафа и голубого древолаза, и не имела намерения высмеивать их, но именно так обстоит дело с искусством: ты делаешь что задумал, а люди видят в этом то, что хотят видеть. Разумеется, подпись – это все; никто не знает этого лучше, чем художник, рисующий открытки.