Смерть инквизитора - страница 7

.

Но Леонардо даже не удивился, услышав мой рассказ. Наверное, он немало таких вещей перевидал за свою жизнь и знал, что такое измена, жестокость и предательство. А как иначе назвать это лучше? В общем, тема ультракрасного терроризма и тема Альдо Моро теснейшим образом связаны, потому что смерть Моро была как бы кульминацией. Потом этот феномен стал сходить на нет, и теперь только отдельные безумные акты, которые они называют революционными, напоминают обществу о том, что были в Италии свинцовые семидесятые годы.

Итак, причины, по которым Шаша написал эту книгу, прежде всего моральные, а не специфически литературные. Нет, скажем точнее: не только “L’affaire Moro”, многие книги Шаши продиктованы именно моральными мотивами. Если подойти к этому поверхностно, то «Контекст», к примеру, можно трактовать как отлично сделанный детектив. А если вдуматься, да еще если знать итальянские реалии тех лет, то это философский роман, замаскировавшийся детективом. Не случайно наиболее проницательные итальянские критики давно уже начали говорить о книгах Шаши так: giallo politico или giallo filosofico. Поясним: издательство «Мондадори» выпускает все свои криминальные серии в желтых обложках. Слово «джалло» значит «желтый». Это определение по отношению к жанру, в котором работает Шаша, привилось. Добавим, к одному из жанров, потому что Леонардо умел работать в любом жанре: такое дано немногим художникам.

Творческий акт у Шаши всегда связан с большой предварительной работой, он не импровизирует, он именно работает и подчеркивает это. Однажды он дал четкую формулу: «Для меня документы — это литература в еще не обработанном состоянии. Я в них очень верю, так же как очень верю в литературу». Профессионализм для него был этическим понятием. Он не раз повторял, что получает удовольствие от самого процесса письма: «Я заметил, что те книги, которые мне было особенно приятно писать, получают наибольшее признание публики. Если я замечаю, что писать мне скучно или утомительно, я предпочитаю прерваться, отложить на завтра, а то и бросить вовсе».

Вопрос о документах принципиально важен, потому что Шаша был бесконечно требовательным к себе. Он называл себя ремесленником: «Были времена, и не так уж давно, когда ремесленник — сапожник, портной, столяр — старался делать для людей вещи красивые по форме и удобные для употребления. Почему писатель не должен считать это и своим долгом?» Давно уже я пробовала представить себе, как работал Шаша. Художественные произведения он писал только летом в Ракальмуто, потому что там ему удавалось прятаться от журналистов и от всяческой суеты. Но для работы в архивах временных ограничений не было. Документы. Чтобы знать точно или не знать, но быть уверенным в своей гипотезе, он неутомимо искал документы. Он сам когда-то рассказывал, что все надеялся найти «чудом» хоть что-нибудь еще о фра Диего Лa Матине для «Смерти инквизитора». Или для «Исчезновения Майораны». Или для какой-нибудь задуманной новой работы.

Предположим, он идет в архив, разрабатывая сюжет, и там вдруг находит такие неожиданные и важные материалы, что он бросает первоначальный замысел. И начинает работать — упорно, настойчиво, ювелирно. Он начинал писать лишь тогда, когда замысел уже оформлялся, когда гипотеза кристаллизовалась и самому ему казалась верной. При этом он никогда не думал, что владеет истиной в последней инстанции. В нем как-то соединялись уверенность и терпимость. Да, терпимость, когда надо было помочь кому-нибудь, когда кто-то, даже чужой для него, оказывался в беде. Но и нетерпимость, если речь шла о моральных принципах.

Он был духовным наследником деятелей эпохи Просвещения, он, казалось, беседовал с Вольтером, Монтескьё, Монтенем, Паскалем. При всем том самый любимый его писатель — Стендаль, он испытывал влияние Достоевского и (сам мне говорил) каждый год перечитывал «Смерть Ивана Ильича». Эклектизм? Нет, огромная эрудиция и самостоятельность суждений. Незачем говорить о Пиранделло, тут все ясно. Вообще о Сицилии Леонардо знал все. Не случайно название книги «Сицилия как метафора». Это интервью, которое Шаша дал Марчеле Падовани, но на самом деле это его автобиография, которая подтверждает мою уверенность в слове «все». Действительно, Шаша — историк, этнограф, литературовед и искусствовед.