Смерть на Ниле / Death on the Nile - страница 15
– Увы, нет, мадам. Изволите знать, я не много читаю романов. Моя работа…
Миссис Оттерборн твердо объявила:
– Я должна дать вам экземпляр «Под фиговым деревом». Полагаю, вы воздадите ей должное. Это откровенная, правдивая книга.
– Вы чрезвычайно любезны, мадам. Я прочту ее с удовольствием.
Минуту-другую миссис Оттерборн молчала. Теребя на шее ожерелье в два ряда, она живо огляделась:
– Может… схожу-ка я за ней прямо сейчас.
– Умоляю, мадам, не затрудняйте себя. Потом…
– Нет-нет, ничего затруднительного. – Она поднялась. – Мне хочется показать вам, как…
– Что случилось, мама?
Рядом возникла Розали.
– Ничего, дорогая. Просто хотела подняться за книгой для месье Пуаро.
– «Под фиговым деревом»? Я принесу.
– Ты не знаешь, где она лежит. Я схожу сама.
– Нет, я знаю.
Через веранду девушка быстро ушла в отель.
– Позвольте поздравить вас, мадам, с такой прекрасной дочерью.
– Вы о Розали? Да, она прелесть, но какая же трудная, месье Пуаро! Никакого сочувствия к немочи. Думает, что знает лучше всех. Вообразила, что знает о моем здоровье лучше меня самой…
Пуаро остановил проходившего официанта:
– Ликер, мадам? Шартрез? Creme de menthe?[31]
Миссис Оттерборн энергично замотала головой:
– Ни-ни! В сущности, я трезвенница. Вы могли заметить, что я пью только воду – ну, может, еще лимонад. Я не выношу спиртного.
– Тогда, может, я закажу для вас лимонный сок с содовой водой?
Он заказал один лимонный сок и один бенедиктин.
Открылась дверь. С книгой в руке к ним подошла Розали.
– Пожалуйста, – сказала она. Даже удивительно, какой у нее был тусклый голос.
– Месье Пуаро заказал для меня лимонный сок с содовой, – сказала мать.
– А вам, мадемуазель, что желательно?
– Ничего. – И, спохватившись, она добавила: – Благодарю вас.
Пуаро взял протянутую миссис Оттерборн книгу. Еще уцелела суперобложка – яркое творение, на коем стриженная «под фокстрот» дива с кроваво-красным маникюром в традиционном костюме Евы сидела на тигровой шкуре. Тут же возвышалось дерево с дубовыми листьями и громадными, неправдоподобного цвета яблоками на ветвях.
Называлось все это: «Под фиговым деревом» Саломеи Оттерборн». На клапане шла издательская реклама, в которой этот очерк амуров современной женщины горячо превозносился за редкую смелость и реализм. «Бесстрашная, неповторимая, правдивая» – такие они нашли определения.
Склонив голову, Пуаро пробормотал:
– Я польщен, мадам.
Выпрямившись, он встретил взгляд писательской дочки и почти непроизвольно подался в ее сторону. Его поразило и опечалило, сколько боли стыло в этих глазах.
Поданные напитки доставили желанную разрядку.
Пуаро галантно поднял бокал:
– A votre santé, madame, mademoiselle[32].
Потягивая лимонад, миссис Оттерборн пробормотала:
– Восхитительно – как освежает!
Все трое молча созерцали нильские антрацитно сверкающие утесы. Под лунным светом они являли фантастическую картину: словно над водой горбились спины гигантских доисторических чудищ. Потянул и тут же ослаб бриз. В повисшей тишине зрело как бы ожидание чего-то.
Эркюль Пуаро перевел взгляд в глубь веранды на обедавших. Ошибался он или там тоже пребывали в некоем ожидании? С таким чувством зритель смотрит на сцену, когда вот-вот должна появиться премьерша.
В эту самую минуту, словно с каким-то особым значением, разошлись обе створки двери. Оборвав разговоры, все обернулись.
Вошла хрупкая смуглая девушка. Помедлив, она намеренно прошла через всю веранду и села за пустовавший столик. В ее манерах не было ничего вызывающего, необычайного. И все же это был явно рассчитанный театральный выход.
– Да-а, – сказала миссис Оттерборн, вскинув голову в тюрбане. – Высокого же мнения о себе эта девица!
Пуаро отмолчался. Он наблюдал за девушкой. Та специально села так, чтобы через всю веранду глядеть в упор на Линит Дойл. Скоро, заметил Пуаро, Линит, наклонившись, сказала что-то и переменила место. Теперь она смотрела в другую сторону.
Пуаро в раздумье покачал головой.
Минут через пять та, другая, перешла на противоположный край веранды. Выдыхая сигаретный дым и еле заметно улыбаясь, она являла картину душевного покоя. Но и теперь ее раздумчивый и словно невидящий взгляд был устремлен на жену Саймона Дойла.