Смерть на Параде Победы - страница 16

– Мы как называемся? – усмехнулся начальник отдела и сам же ответил на свой вопрос: – Московский уголовный розыск. Стало быть, по всей Москве нам искать и положено. Кто желает сузить территорию, может присмотреть себе райотдел и подать заявление о переводе.

Желающих не нашлось. Разве можно сравнивать работу в райотделе с работой в МУРе? Престиж, романтика и все такое прочее, вплоть до перспектив.

После собрания Алтунин задержался на минуту.

– Что-то меня Левкович из НТО беспокоит, Алексей Дмитриевич, – сказал он, смущаясь от того, что приходится вот в таком ракурсе обсуждать своего товарища, сотрудника, пусть даже и не оперативника, а эксперта. – Какой-то подозрительный интерес у него к делу Шехтмана. Каждый день с вопросами пристает, хотя сам никакого отношения к этому делу не имеет.

– Чем мотивирует?

– Знакомством. Зубы лечил у убитого.

– Может, так оно и есть? – предположил начальник.

– У него какой-то очень интересный интерес, – скаламбурил, сам того не заметив, Алтунин. – Очень выраженный, детализированный… Нашли уже какую зацепку? А соседи ничего интересного не рассказали? А что в поликлинике говорят? А известно ли мне, что Шехтман раньше в другой поликлинике работал, возле Курского вокзала? Вы меньше этим убийством интересуетесь, чем Левкович.

– Это упрек? – с усмешкой спросил начальник.

– Это факт, наводящий на размышления, – ответил Алтунин, не принимая шутки. – Я не первый день в органах и не страдаю чрезмерной подозрительностью, но интерес Левковича кажется мне подозрительным. А если вспомнить, кем оказался Шехтман и что он был убит накануне своего ареста, то…

– Предполагаешь, что Левкович – информатор бандитов? – нахмурился начальник. – А не очень ли ты хватил? Я Левковича не первый год знаю и никогда ничего такого за ним не замечал. С чего бы ему в бандитские информаторы подаваться?

– Сам не знаю, потому и советуюсь, – честно ответил Алтунин. – И доказательств у меня нет, одни подозрения. Но подозрения такие, от которых не получается отмахнуться. Может, раньше случая не было, может, соблазн какой появился, женщина, например, а может, просто я – дурак контуженный.

– Дураки мне в отделе ни к чему, – покачал головой начальник. – Дураков у нас принято в ОРУД сплавлять, но тебе вроде как пока туда рано. Голова-то как, все болит?

После того, как Алтунина контузило взрывной волной, у него часто болела голова. Длинными приступами, которые не брали ни анальгин, ни водка, только от свежего воздуха становилось немного легче. Врачи разводили руками и обещали, что со временем боли уменьшатся, но точных сроков не называли. И при каждом приступе, в качестве дополнительной нагрузки, возникало у Алтунина чувство неловкости. Снаряд разорвался рядом с «виллисом» начальника дивизионного СМЕРШа, в котором ехали сам начальник, майор Попельков, начштаба полка Сафиуллин, Алтунин и попельковский водитель Максим. Трое погибли, Алтунин остался жив, и было ему неловко перед погибшими, особенно перед Сафиуллиным, у которого остались в Казани жена и четыре дочери, за свою везучесть. Непонятно чего, а стеснялся, как будто струсил или предал.

– Побаливает иногда, – небрежно ответил Алтунин, не уточняя, что «иногда» – это через день, а то и по нескольку дней кряду. – Так что же с Левковичем делать?

– Попробуй добиться какой-то конкретики, – после небольшой паузы ответил начальник. – Спроси его в лоб, послушай, что ответит. Я пока на основании того, что ты мне рассказал, ни выводов сделать не могу, ни совета дать. Или ты думаешь, что я его сюда приглашу, кулаком по столу стукну и он мне так, с ходу, всю правду выложит, потому что я – начальник отдела по борьбе с бандитизмом?

– Я просто хотел посоветоваться, – повторил Алтунин, вставая. – Голова пухнет от мыслей, хочется посоветоваться, а с кем по такому деликатному вопросу посоветуешься? Не к Сальникову же идти…

Секретаря парткома подполковника Сальникова в управлении не любили за карьеризм, равнодушие, склонность к демагогии и высокомерие. Некоторые даже высказывали эту нелюбовь открыто, на что Сальников без всякого смущения отвечал: «Я вам не червонец, чтобы всем нравиться!» и сразу же интересовался: «Что, принципиальность моя поперек души встала?»