Смерть не выбирают - страница 12

– С той только разницей, что профессиональней…

– Так что же нам делать? – спросил опять Михальченко. – Ефим Захарович, постарайтесь.

– Следующий раз ты тоже старайся думать. Обедал?

– Да.

– Будешь сидеть здесь?

– Да. Нужно сделать несколько звонков.

– Я пойду перекушу.

– Тут на Довженко есть хорошее кооперативное кафе, – улещивая, подсказал Михальченко.

– На кооперативное я еще у тебя не заработал, – пробурчал Левин и ушел…

Почти всюду снег сошел, два дня лил дождь, съедая его остатки в ложбинках. Степь, словно освободившись от тяжести снега, сделала первый весенний вздох и стала вдруг желтовато-серой, прошлогодне-осенней, но кое-где под еще скупым солнцем показалась первая щетинка недолговечной в этих местах зелени с еще живучей робкой синью каких-то полевых цветов.

Георг Тюнен видел из окна своего дома, как два верблюда, лениво наклоняя длинные шеи, общипывали влажные стебельки и медленно, словно жерновами, как-то горизонтально двигали челюстями…

Миновало почти три месяца с тех пор как Тюнен отправил своему приятелю Антону Иегупову в Старорецк письмо с фотографией, но ответа так и не пришло. Каждую ночь он просыпался, чтобы попить воды (диабетчиков всегда мучит жажда), а потом, ложась, засыпал не сразу. И в такие часы подумывал, что можно было бы и съездить в Старорецк к Антону, увидеть город своего детства, в котором не был сорок девять лет. Постепенно, но эти робкие мысли вызрели в решение. Пугало, правда, расстояние. Но однажды утром, взяв сберкнижку, он отправился в новое двухэтажное здание из серого кирпича, которое называлось "Дом быта". Там на первом этаже размещалась касса "Аэрофлота", сбербанк и почта.

Тюнен знал, что из Энбекталды нужно лететь сперва маленьким самолетом до Алма-Аты, а оттуда уже большим лайнером до Старорецка. Но билет из Алма-Аты полагалось бронировать загодя, тем более – в оба конца. Вояж этот, как выяснил Тюнен, влетал в копеечку, но это не смутило – в его возрасте расходы на жизнь минимальны, в Энбекталды ничего особого не купишь. "На похороны – на гроб, гробовщикам заплатить и на поминки останется", – невесело пошутил он в уме, и, сняв деньги со своего счета, пошел к аэрофлотскому окошечку.

– Если можно, с доставкой на дом, – попросил он девушку-кореянку в синем форменном костюме, протягивая ей паспорт.

– Через две недели, – сказала она.

Он прикинул, что вернется домой как раз под Первомай, и хотя это не имело для него никакого значения, все же почувствовал удовлетворение, что к Первомаю будет уже дома…

В дорогу Тюнен стал собираться за неделю. Старый черный чемодан из искусственной кожи, слишком кустарно имитированный под крокодилью, он поставил раскрытым на табурет, застелил свежей газетой и начал складывать нехитрые пожитки. Старался брать то, что поновее, но выяснилось, что все ношенное-переношенное, хотя и чистенькое, однако застиранное. Он долго стоял перед растворенной левой дверцей шкафа, перебирая сорочки и белье, правую створку не раскрывал – там хранились платья, пальто и прочие вещи покойной жены. Он никогда не прикасался к ним, суеверно боясь, что даже от прикосновения воздуха все рассыпется в прах и тогда уже от Анны в доме ничего не останется.

Следовало подумать о подарках для Антона, немыслимо же заявиться с пустыми руками. В воскресенье он пошел на базар, купил два килограмма хорошей мясистой кураги, в понедельник, решившись, отправился к председателю райпотребсоюза, которого когда-то знал мальчишкой, и тот распорядился продать Тюнену за наличные пять пачек импортных лезвий "Wilkinson" для бритья и пару тонкого, с нежным начесом индийского белья рубаху и кальсоны, – все это, да и некоторые другие приличные товары, отпускалось только в обмен на лекарственные травы…

В следующую субботу, облачившись в красивый, еще ни разу не надеванный плащ, к которому изнутри на молнии пристегивалась меховая жилетка, – когда-то этот заграничный плащ с биркой "Falve" сын привез в подарок из Дудинки, – Тюнен с чемоданом вышел из дому и отправился к автобусной остановке. Ехать было недалеко, маленький аэродром с деревянным зданьицем на краю поля находился в полутора километрах…