Смерть подстерегает нас вчера - страница 11

Он ясно увидел координаты, в которых может восприниматься картинка. Пространство-время, двухфазовое восприятие конца и начала, активного и пассивного, скорости и инерции, одного и другого. Они оставались неразделимыми до рождения очередного «я». Внутри своей раковины «я» было бессмертно потому, что не было рождено. Для него не существовало ни света, ни тьмы потому, что не существовало никакой картинки и вообще, не существовало никакого «я» в том смысле, что оно не нуждалось в восприятии. Как же это невероятно просто вдруг понял он, и восторг затопил его мысли. Как же, это чудесно просто! Не было никакого «нечто» имеющего собственную волю и желания. Все это родилось из путаницы.

А из чего родилась путаница? А путаница возникла вместе с «я» которое может быть лишь, при наличие восприятия. Если, это «я» не обладает никаким восприятием, оно и не является никаким «я». Оно лишь то, что неопределимо и неописуемо и в тоже время представляет собой, как бы ту среду, в которой, происходит бесконечная смерть всех «я». Процесс восприятия оказывается крайне болезненная штука потому, что не может произойти сам по себе. Этот процесс всегда происходит с кем-то, всегда есть для кого-то, ему необходим адресат, превращающийся в его код. Бесконечная смерть «я» - это его бесконечные превращения, бесконечные комбинации кодовых последовательностей.

Он почувствовал, что подобрался к пределу выражения, что то, что он желал выразить, можно было выразить совершенно любыми словами, как угодно меняя значения этих слов. Само выражение не нуждалось в определенной формуле. Краски становятся нотами, а слова остаются цифрами. Он сидел и слушал, как растет плесень под обоями на стене. В коробке с конфетами он наткнулся на вкусную азбуку. Приложив к уху морскую ракушку, он проник в коллективное сознание дельфинов, слушая ультразвуковые сообщения, обмен которыми происходил за тысячи километров от него. Свесившись в зеленой темноте, он смотрел, как в нитке его липучей слюны бьется приклеившаяся мохнатая моль. Какая разница решил он, все равно я никому ничего не смогу объяснить.

Он вспомнил все ситуации, в которых он был в состоянии зомби, не осознавая себя зомби. Незнание освобождает от незнания. Вот в чем дело. Само любое знание представляет собой ловушку, раздвоенность, инверсию. Точно так же, как в зеркальном отражении левое и правое меняется местами, так и всякое выражение представляет собой смысл наоборот. Существование - это раздвоение, начинающееся с возникновения «я». Он вспомнил, что раздвоение было необходимо им для выживания. Кому им? Людям? Зомби? Людям-зомби. Но где кончается человек и, начинается зомби? Всякая «философятина» прилипает, как шелуха на пальцах.

Вот он лежит в ярко освещенном кабинете на операционном столе под слепящими лампами. К его голове присоединены присоски электродов. Вокруг него стоят несколько человек в военной форме высшего руководства. Он неподвижен, словно его парализовало и, только губы движутся, когда он начинает рассказывать.

- Сначала я был меньше меньшего. Я был в самой основе - светящимся лучом, проходящим сквозь черную тяжелую массу. Черная масса не имела на меня никакого воздействия. Я ощущал ее плотность лишь потому, что она поглощала мой собственный свет, и я не мог нащупать пределов ее протяженности. Я был закрыт в тяжелой черной скорлупе, я был в плену.

Военные переглядываются.

- Я был в колыбели атома. Я был чистой энергией ожидающей рождения на свет. Меня освободили и я уничтожил своих освободителей.

Допрос длится уже несколько месяцев - это время течет строго сообразно хронологии сюжета. Время реального мира остается расшлепнувшимся комаром на лобовом стекле автомобиля, на котором в трипе уезжают военные после окончания допроса.

Отсутствие восприятия - это мгновенное недвойственное постижение, целостность понимания в котором стираются противоположности. Моя тень - это я, решил он, мое «я» - это тень. И все это - разговор с тенью. Потому, что это вне ума и его течения, потому, что это его источник.

Вот он лежит в ванной и люди в костюмах химической защиты расчленяют его тонкими хирургическими щипцами. Плоть разбирается на составные элементы, и он узнает все эти элементы, которые были едой съеденной им, книгами, прочитанными им, женщинами сношавшимися с ним, богами, превозносимыми им, играми, затеянными им. Вслед за структурой тела начинается расчленение структуры «я» и он узнает все элементы, все мельчайшие детали возникновения «я». Каждый день, прожитый, словно в тысячный раз, но все равно впервые.