Смерть подстерегает нас вчера - страница 9
Умирает всегда только тот, кто считал себя кем-то. Умирает образ. Только и всего подумал он. Он всегда кого-то ел. Как и все вокруг он не знал ни имени, ни лица своей жертвы. Одновременно с этим кто-то ел его - незнакомый, чужой и далекий. В этом взаимном жертвоприношении обреталась такая Любовь, такая мудрость, такое могущество. Это была высшая любовь к жизни, любовь, лишенная всякого чувства обладания, желания достижения и страха утраты. Это было то живое знание вокруг которого вращались все его мысли и мысли всех окружающих его людей - он почему-то абсолютно точно теперь, был в этом уверен, словно на какое-то время исчезли стены, окружавшие его с детства. Стены, которые он так упорно возводил.
Когда у меня было тело, думал он, я был обречен на выживание, как машина, слепо следующая приказам. Но мое тело - это весь мир, вся Вселенная, все тела и я сам на себя охочусь, смотрю на себя сквозь прицел, при этом воображая себе угрозу собственной безопасности и считая себя чьей-то добычей. Описывая себя каким-то одним определенным способом, я сам, сразу же создаю различия. Попытка ухватить абсолютное, удерживает меня в относительном - быть абсолютным суждено только тому, кто отказался от сопротивления абсолютному. Мне нет нужды искать предпочтения - оставаться в каком-то одном конкретном теле, занимать какую-то одну определенную сторону, видеть и верить в существование своего собственного непохожего на других сознания. У меня есть все и оно, мне не принадлежит.
Это понимание вызвало в нем чудеснейшую легкость, перед глазами возникли бесчисленные сцены борьбы и соперничества, турниры и противостояния, герои которых казалось, отстаивали только собственное ограничение, свои созданные представления, какую-то книжную свободу. В этих сменяющих друг друга кадрах ясно и убедительно осознавалась реальность действия - ни действующий, ни материал действующего никогда не были реальны. Он почувствовал, что его больше не интересует достижение знания, и неизвестное не представляет собой вызов.
Гигантское облако пыли медленно оседает, когда заканчивается беспокойство, умилялся он. Если бы я не задавал вопросов, я бы знал ответы. Вопрос - это ответ, а ответ - новый вопрос. Он думал о том, кто такой Бог и понимал, что Бог - это то, что происходит. Если, я его не ищу - значит, я его уже как-то нашел, нашел в чем-то, что соответствует уровню моего понимания. А как только я начинаю искать Бога - я нахожу только того, кто его ищет, я нахожу только самого себя.
Перед ним прошла вся его жизнь полная чудовищного раздвоения и несоответствия - как будто он только снился сам себе не в силах побороть собственные грезы. Он и все люди, которых он знал, были зомбированы - зомбированное поведение, слова и жесты, даже, мысль о Просветлении была частью всего зомбирования. Когда я создаю образ себя думал он, я себя зомбирую - тот, кто кажется как «я», реально не существует. Нет никакого «я» кроме «я» самого процесса осознания, кроме самого действия, зритель сам часть зрелища. Это как брызги в сознании.
Перед ним проносились трехмерные игрушки со своими внутренними устройствами, некие усилия должны были привести к желаемому результату, чьи-то губы шептали невыразимые слова, звучащие как наваждение. Первобытные племена, рассевшись на корточках, тыкали пальцами в детские рисунки, служившие им календарем. Под солнцем жарким, как раскаленная лампочка высились космические корабли покрытые пылью, словно разбросанные каким-то великаном гигантские кегли. Чернокожие жрецы растирали в порошок высушенных насекомых и курили его из глиняных трубок. Летучие мыши с писком вырывались из пещер и мчались к далекому маяку, притягивающему их неслышимой частотой. Надписи на стенах стирало жидкое время. На их месте возникали новые надписи.
Он увидел, как он вскакивает на велосипед и мчится задом наперед по пересеченной местности полной опасностей, мимо разлагающихся болот. На его руке, якобы, огромный походный компас, бешено вращающийся во всех направлениях. Тут же он в какой-то комнате с высокими потолками и облупленными стенами. Он разрезает брюхо огромной рыбины и оттуда вываливается пленник. Он смотрит на пленника, пленник на него и они оба смеются.