Смерть поэта - страница 8

стр.

А дальше (по показаниям Мартынова) – странная их беседа в саду, уже без свидетелей. Мартынов говорит, что заставит поэта перестать шутить.

В официальном письме полковника Александра Семеновича Траскина (начальника штаба Командующего войсками на Кавказской линии и в Черноморье) к командующему Павлу Христофоровичу Граббе (генерал-адъютанту, а в молодости члену декабристского Союза Благоденствия и соратнику самого Ермолова) это звучит чуть по-иному (но чего стоит это «чуть»!): «Мартынов сказал ему, что он заставит его замолчать».

На что Лермонтов, если верить Мартынову, отвечает выспренной тирадой: «Вместо пустых угроз ты гораздо бы лучше сделал, если бы действовал».

Вряд ли мы поверим, что поэты так изъясняются. Впрочем, даже и в такой передаче сквозь текст проступают слова, сказанные на девятнадцать веков раньше: «Что делаешь – делай скорее».

Лермонтов называет Мартынова Иудой?

За что?..

Через день у подножья Машука, в четырех верстах от города, поэт даже не станет целиться в противника: он демонстративно поднимет пистолет дулом вверх и будет держать его так, пока убийца не выстрелит. Это как новый вызов, как другая цитата, а точнее, самоцитата: «Есть Божий Суд…»

Ну и все прочее – и вмешательство в работу следствия полковника Траскина, указывавшего Глебову и Васильчикову (а также, очевидно, и Мартынову), какие именно им следует давать показания, и назначение в качестве главного следователя уже до этого заплатившего карьерой за отказ сотрудничать с жандармами подполковника Филиппа Федоровича Унтилова, и перераспределение ролей секундантов (с исключением из игры в следствие двоих, наиболее нелюбезных царю), и еще многое другое – разве не удивительно?

Ничуть, если мы ответим на вопрос, а когда и по какому поводу собрались на воскресную вечеринку у генеральши Верзилиной члены конспиративного кружка (плюс иные кавказские офицеры, а с ними и Лев Сергеевич Пушкин).

В лермонтоведении этого вопроса вроде бы и не существует. (Он не вмещается в рамки мифа о жизни и смерти Лермонтова.) Но мы обязаны его задать.

Для офицеров-дворян, для кавказских офицеров прошлого столетия, дата 13 июля 1841 года была не менее говорящей, чем для наших отцов 22 июня 1956 года, а для дедов 25 октября 1932-го или 9 января 1920-го.

Пятнадцать лет назад на Кронверкском валу Петропавловской крепости были казнены Кондратий Рылеев, Павел Пестель, Петр Каховский, Сергей Муравьев-Апостол и Михаил Бестужев-Рюмин.

Именно с этого дня, а даже не с 14 декабря 1825 года, в общественной жизни России началась совсем иная, страшная в своем удушье эпоха.

13 июля 1841 года чуткий на роковые сближения Лермонтов и впрямь должен был выглядеть «мрачнее обычного».

На Сенатскую он не попал по возрасту. И с шестнадцати лет примерял на себя саван цареубийцы.

Нет, цареубийцы из него, как и из Пушкина, не вышло.

Хотя за свои стихи о Пушкине Лермонтов и попадает в первый раз под арест и в ссылку.

Вторая ссылка – за дуэль с де Барантом, сыном французского посланника. Причины дуэли также темны, но есть глухие упоминания, что ссора произошла из-за Пушкина. (Дантес – француз, и Барант выгораживал соотечественника.)

И, наконец, – ссора и дуэль с Мартыновым.

Дуэль, столь напугавшая всех окружающих, что секунданты с места поединка разбегаются, бросая под ливнем мертвое тело поэта, а следователи делают все, чтобы в Петербурге не узнали истинной причины роковой ссоры.

А что прикажете делать, если выяснится, по какому поводу собирались и по какой причине дрались?

Так что шутки про кинжал Мартынова совершенно ни при чем. Уж если и была речь, заглушенная до времени аккордами Сержа Трубецкого, то речь про другой кинжал – декабристский символ цареубийства.

Возможны две ситуации: или Лермонтов в доме у генеральши (жены генерал-майора Петра Семеновича Верзилина, тоже соратника близкого к декабристам генерала Ермолова) поднял тост за «цареубийственный кинжал», или после того, как разговор коснулся темы повешенных цареубийц, Лермонтов предложил их помянуть.

А отставной майор Николай Мартынов, случайно попавший на сходку членов «Кружка шестнадцати» (он жил во флигеле у Верзилиных) воспринял это как провокацию и пить за казненных преступников отказался.