Смерть приходит по английски - страница 13
Школа рабочей молодежи, тем более подобная школа, готовящая перезрелых людей к экзаменам на «аттестат зрелости», это уже некий исчезнувший реликт времени. Если его сейчас не описать, он навсегда исчезнет из исторического упоминания. Классы три раза в неделю. Комплексная программа за три последних года обучения, а это 8-й, 9-й и 10-й классы, под орлиный клекот преподавателей: бегом, бегом! Преподавательницы, ловкие, разварные, энергичные тетки, своей одинаковостью похожие на солдат из кремлевской команды. Но какие в этих классах собирались персонажи! От молодых дам в мехах и в запахах не «Ландыша серебристого», приезжающих на персональных машинах своих старых сановных мужей, до сопливых хлопчиков из мосфильмовской массовки и вполне зрелых девиц, мечтающих переквалифицироваться из водителей троллейбусов в сменных инженеров. Но у всех впереди были экзамены за среднюю школу. Преподавали ли английский? Убейте — не помню. Но была даже астрономия, столь любимая нынешним министром образования. Подразумевалось: иностранный язык, в таинственном лицемерном объеме, «читаю со словарем и могу объясниться», пропагандируемом любой анкетой, необходимой при трудоустройстве, все или учат сами, или уже каким-то образом знают. А, собственно, зачем знать даже в этом социалистическом королевстве? Если пошлют — быстро и четко научат. Буквы-то мы разбираем. Если станет необходимо, сможем лейбл на джинсах — джинсы в стране еще не появлялись, они где-то, правда, эти штаны из плотной хлопчатобумажной ткани, существовали как вполне рабочая одежда — прочесть. Что надо еще? Но что немолодой автор твердо и определенно помнил, так это то, что экзамен по английскому при россыпи других, вписанных в его скромный аттестат, его молодой герой держал. Но об экзамене особая речь. За экзамен на аттестат тоже надо было платить, и сумма запала в память — здесь опять фигурировали неподъемные 300 рублей. Не было их у молодого человека, стремящегося к знаниям. А теперь самое время еще раз вспомнить про молодые гормоны.
Они бунтовали, заставляя молодую кровь чуть ли не пениться. Были, конечно, некие застенчивые обнимашки, мальчишеское хвастовство друг перед другом несуществующими отношениями. В то время все было скромнее и невнятнее. Имели место, конечно, «закрытые» конкурсы: «у кого больше и длиннее?» или «кто дальше стрельнет?» при мастурбации. Тогда нашего героя не поражало, что трассирующая белая метка могла долететь от койки, на которой проводилось испытание, до деревянной стенки, за которой стояла раковина. Интерьер коммунального логова не описывается. Герою еще долго казалось, что так лихо будет всегда. Куда все, собственно, подевалось? Очень интересовала органическая механика этих полетов. О скромном петтинге со сверстницами говорить даже не приходится, тогда даже это напоминало чудо. Но натура искала иных, настоящих и более зрелых, переживаний.
Молодые женщины в мехах и в зарубежных непривычных запахах учились, как стало ясно позднее, не только ради аттестата, который открыл бы им еще и другие социальные горизонты. Может быть, они искали иных, нежели однотонные домашние, контактов? А контакты так невинно завязываются за школьными партами. Достаточно переспросить у еще пахнущего молоком соседа по парте: какие прочесть страницы к следующему занятию? В итоге именно Она заплатила за экзамены. Жить за счет немолодых женщин — это судьба каждого молодого мужчины. Она, конечно, была обеспеченнее нашего героя, хотя бы потому, что жила в только что построенном высотном здании на Котельнической набережной. Кому уж там давали эти тесноватые, но такие престижные квартиры? В то время, правда, не стояло в каждом углу по телевизионной камере, но «прослушки», видимо, имелись. У нее всегда была привычка кинуть подушку на телефон, стоящий в спальне. Жена или дочь? А имело ли это тогда значение? И так недолго вся эта связь продолжалась. Автор всегда предполагал, что скорее женщина вожделеет и побеждает мужчину, чем тот со своим скромным блеском глаз и стыдливыми переборами в кармане брюк. Высокая стройная блондинка с уже нажитой биографией была старше на шесть лет. У нее был нездоровый кашель туберкулезницы. Именно она поинтересовалась необходимыми страницами, а дальше все уже как-то стеклось само собой. В принципе, он не только отработал сумму в 300 рублей, но и как-то образовался: опыт в юности всегда опыт. Она все-таки была дочерью. После лесных школ и санаториев в Ялте ей тоже был нужен аттестат. Видимо, под грохот морской волны и лихорадку субфебрильной температуры легочницы она приобретала свои первые знания. Когда семнадцати- или даже шестнадцатилетний герой впервые провожал ее к белокаменному подъезду, то притворялся все знающим и умеющим мачо (слова тогда, в привычном для сегодня обиходе, не существовало). Он говорил какие-то слова, подразумевающие хватку, опытность и даже развращенность. Может быть, именно это ее и «завело»? Его еще крепче, чем удары крови, заводило неизведанное. Высотный дом и еда, которой прежде он никогда не пробовал. Милая, пропавшая, сгинувшая, спасибо за все. (Это что слышится: дуэт двух, автора и героя, мужских голосов?) И за нежную телятину, и за вкус первых в твоей жизни маслин. Какой это казалось гадостью! Спасибо за каперсы в мясной солянке и за первый в жизни бокал сухого вина. У него действительно был иной вкус, нежели у портвейна. А вкус сокровенного! В семнадцать лет, если начинаешь в десять утра, когда персональные машины развезли родителей по их работам, а заканчиваешь в пять, когда надо бежать в школу-экстернат, то счет набегает. Но, возможно, здесь играли роль не личные достоинства, а сливочные кремлевские пайки, которые тогда выдавали на улице Грановского. Герой, как полагает автор, часто жил за счет женщин.