Смерть ростовщика - страница 12

— У этого человека семья. Не пожалейте ему блюдо плова. Сделайте радость его детям: положите пожирнее, да с мясом, да накройте горячей лепешкой. Когда-нибудь этот человек вам опять пригодится!

Хозяину не оставалось ничего другого, как принести мне блюдо плова. Кори Ишкамба вышел первым, а я следом за ним, неся свой тамбур и блюдо с пловом.

Провожая нас, хозяин сказал:

— Не забудьте вернуть блюдо.

Когда мы отошли на некоторое расстояние, Кори Ишкамба сказал мне:

— Мой дом находится как раз по пути. Сначала зайдем ко мне, я отсыплю свою долю, а ты понесешь остальной плов домой.

Долго шли мы всякими улицами и переулками, пока наконец добрались до его дома. Оказалось, что он живет гораздо дальше, чем я.

Так как мне очень хотелось узнать адрес Кори Ишкамбы я воспользовался случаем и спросил:

— В какой же квартал и на какую улицу вы пришли?

— Знаете квартал Кемухтгарон? Так вот, Кори Ишкамба живет в самом конце тупичка, который идет за караван-сараем, где торгуют сапожками и кожаными калошами! — ответил Рахими-Канд.

Затем он продолжал свой рассказ:

— Когда мы дошли до его дома, он взял из моих рук блюдо с пловом и унес во внутреннюю комнату, чтобы отложить свою часть. Через несколько минут он вынес мне блюдо, но лепешки на нем уже не было. Кори Ишкамба выбрал также все мясо, а риса осталось не больше одной восьмой. Слил он так же и весь жир.

Закончив свой рассказ, Рахими-Канд прибавил:

— Хоть этот человек и очень богат, но глаза у него ненасытные. Для того, чтобы завладеть чем-нибудь, он ни перед чем не останавливается, ничего не стыдится и сколько бы ни получил, никогда сыт не бывает.

Я в ответ заметил:

— Хотя ширазец Саади сказал, что «жадные глаза богача может насытить либо удовлетворение желаний, либо могильный прах», я скажу, что их жадность не погасит ни то, ни другое.

После этих слов я поднялся с суфы, так как адрес Кори Ишкамбы со всеми необходимыми пояснениями неожиданно для меня оказался в моих руках — а это было в тот день основной моей целью. Теперь мне можно было идти прямо к Кори Ишкамбе.

Пройдя от караван-сарая Джаннат-макони улицей продавцов угля, я вышел к кварталу Кемухтгарон и, войдя в тупичок, увидел в конце его небольшие ворота, которые по всем признакам, сообщенным мне Рахими-Кандом, были воротами дома Кори Ишкамбы.

Я постучался, подумав про себя: «Не беда, если окажется, что это дом не Кори Ишкамбы. В крайнем случае я смогу спросить, где он живет».

Спустя несколько минут за воротами послышались шаги и тихий разговор двух людей. Однако на мой стук они не ответили. Я постучал еще раз.

— Кто там? — послышался из-за ворот женский голос.

— Я учащийся медресе, у меня есть дело к дядюшке Кори.

— Вашего дядюшки Кори нет дома! А что у вас за дело?

— Свое дело я скажу им самим! Когда они будут дома?

— Они приходят очень поздно, иногда остаются в гостях у своих знакомых до полуночи, — ответила женщина.

— А если я приду в полночь или даже позже, смогу я их увидеть?

— Нет, нет, — сказал решительно другой женский голос. — Они никого не пускают к себе в дом, даже ворот не открывают. И нам наказали, чтобы мы ни днем, ни ночью никого не впускали. Еще вчера они напомнили, чтобы мы не открывали дверей даже знакомым. Поэтому мы советуем вам напрасно не затруднять себя и не пытаться увидеть их дома.

— А кем вы приходитесь дядюшке Кори?

— Мы их жены!

— Может быть, есть у них сын, я бы с ним поговорил, он бы сказал о моем деле отцу, а потом передал бы мне ответ.

— У них нет ни сына, ни дочери, ни слуги! — Это был голос первой женщины.

— Они, как одинокий кипарис, один-одинешеньки! — Это был голос второй женщины. Слышно было, что она смеется.

— Ну, хорошо, может быть, они бывают дома днем, я приду днем! — сказал я.

— Здесь вы их никогда не сможете найти. Они выходят до рассвета, а возвращаются за полночь, — ответила первая женщина.

Так как выяснилось, что я не смогу увидеть Кори Ишкамбу дома ни в этот день, ни в будущем, то я решил пройти снова по базарным рядам и, встретив его там, прямо подойти к нему, признаться в своей лжи, рассказать, какое у меня было намерение, чтобы снять с себя вчерашний позор.