Смерть швейцара - страница 5

— Так что же мне сказать Нехорошеву, председателю клуба? — вступил в разговор Меняйленко. — Ведь для клуба это ЧП!

— Это для вашего клуба ЧП, что швейцар помер и двери открывать будет некому, — осторожно откинулся на скрипучую спинку стула дознаватель, — а для нас такая смерть — будничное происшествие. Чтобы ее констатировать, и врача было достаточно. Это только из уважения к вашему Нехорошеву начальство меня сюда прислало. Так, стало быть, Нехорошеву и сообщите: старик умер от сердечной недостаточности. — Тут дознаватель ухмыльнулся и снова щелкнул своей пластмассовой ручкой по краю захватанного стакана. — Перед тем как заснуть вечным сном, принял грамм двести водочки — для того, так сказать, чтобы упростить себе переход в лучший мир. Так что придется правлению вашего клуба подыскивать теперь себе нового швейцара.

Кругляк поднялся и предложил мужчинам подписать протокол. Пока они доставали свои дорогие ручки и склонялись над документом, дознаватель обратился к въедливой девице, которая смотрела на него с некоторым пренебрежением. Сколько он, старший лейтенант, успел уже на своем веку ощутить на себе таких взглядов — уму непостижимо. Преодолевая неприязнь, он сказал:

— Вам ничего подписывать не даю, поскольку у вас документов нет. Вы, как говорится, в данный момент не существуете. Что же касается жмурика,— дознаватель через плечо большим пальцем указал в сторону дивана, на котором лежал покойник, — то желаю всем нам дожить до его лет и спокойно перекинуться, предварительно немного приняв внутрь. Исходя из того, с чем мне приходится каждый день сталкиваться на службе, могу вас уверить, что по нынешним временам это далеко не худшая смерть.

— Никуда я больше не поеду, — раздраженно говорила Ольга Туманцева, — и не уговаривайте. Вам нужно в клуб — вот и езжайте.

Администратор предлагал поучаствовать в открытии выставки. Аристарх большую часть времени молчал, вел себя сдержанно и не обмолвился ни единым словом — отвечал только, если его спрашивали. Смерть человека, даже и незнакомого, всегда вызывала у него уважение и состояние глубокой задумчивости. Он считал, что ей должны сопутствовать молчание и торжественность — пускай и в убогой комнатушке коммунальной квартиры.

— А вам, ваша светлость, — сказал Меняйленко, — ехать придется. Вас вчера слушали и видели, вы понравились, и многие члены нашего клуба очень хотят снова вас сегодня лицезреть.

— В качестве «свадебного генерала»? — с иронией осведомился Собилло, хотя понимал, что Меняйленко прав и побывать на открытии выставки ему все-таки придется.

«Это в твоих интересах, дурень», — напомнил он себе и, покачав одобрительно головой, полез в машину.

— Вы, князюшка, обладаете повышенной самооценкой, — бросил ему администратор, похлопывая рукой в черной перчатке по лакированному крылу «Мерседеса». — «Свадебных генералов» там будет довольно и без вас. Сами знаете, что и вашему столичному клубу — да и вам лично — лишняя реклама не помешает. Поверьте, я все это говорю из-за большого чувства уважения к вам. — Меняйленко усмехнулся и повернулся к другой своей жертве — Ольге. Она стояла рядом с машиной и упорно отказывалась лезть в салон.

— Ну а вы, девушка, чего петушитесь? Вы-то чего нос воротите от такого зрелища? Нарядные господа, дамы, картины в тяжелых рамах, журналисты...

— Именно что журналисты, Александр Тимофеевич, — упрямо кусая нижнюю губку, сообщила девушка. — Они уж так распишут открытие, что только держись! Куда мне, бедной, начинающей. В лучшем случае, вставлю свою информашку, которую никто не заметит. Нет уж, дорогой мой, не мешайте мне идти своим путем.

— Девушка большую поживу почуяла, — высунул голову из окна лимузина Аристарх. — В ней проснулся инстинкт преследователя.

— Да какая тут, к черту, пожива? — развел руками администратор. — Ну, умер швейцар клуба. Заметьте, от старости умер! И что с того? В лучшем случае, это три строчки в разделе текущих новостей, причем первозванской газеты. Какое дело столичным читателям до смерти какого-то местного швейцара!

— Неужели вы ничего не заметили? Расследование велось формально, этот самый Кругляк — так, кажется, его фамилия? — делал все, чтобы дело закрыть!