Смерть в галерее - страница 14

стр.

Их тяжелые решительные шаги разбудили в ней другие воспоминания, и ее пальцы впились в полированные перила.

Не так давно она так же стояла здесь, наверху, и вглядывалась в серый сумрак, и тогда там тоже раздавались резкие быстрые шаги. Тогда этот звук показался успокаивающим, и она вспомнила, как убеждала себя: «Это всего лишь Роберт ушел, дурочка. Это всего лишь Роберт ушел». Роберт ушел? Роберт ушел. В свете сегодняшних открытий фраза ужасала. Роберт не уходил той ночью. Роберт, бедный, ворчливый неудачник, остался навсегда в зеленой гостиной. В тот момент, неделю назад, когда она стояла здесь, прислушиваясь, Роберт уже, наверное, лежал на дне большого шкафа с неестественно вывернутой головой на неудобно поджатых ногах.

Вышел кто-то другой. Кто-то другой шагнул в дождливую ночь, и ветер развевал его одежды. Кто-то другой… Кто?

Внизу опять послышался шум, как будто кто-то медленно вошел в дом. Все повернулись к нему, и Фрэнсис почувствовала, как мурашки пробежали по всему телу, когда она его узнала.

Она навсегда запомнила Дэвида таким, каким увидела в тот момент. Его появление не имело для нее какого-то особенного эмоционального значения. Но именно тогда она поняла, насколько его любит. И образ живого, настоящего, реального Дэвида, входившего в дом, навсегда врезался в ее память.

Дэвид медленно входил в комнату, спокойный и дружелюбный, как обычно, немного сутулившийся из-за высокого роста и нескладности худого тела. Он медленно обвел глазами комнату расслабленным и удивленным взглядом, который и составлял добрую половину его обаяния, вдруг быстро взглянул вверх, как будто знал, где ее искать, и приветливо махнул рукой.

Все пристально посмотрели на нее, и Фрэнсис поспешно спустилась вниз, сознавая, что бледна, напугана и совершенно подавлена. Норрис что-то сказал человеку с седыми волосами, который поспешил ей навстречу. Она не имела ни малейшего понятия, кто он. Человек сразу же представился, и ни его имя, ни звание старшего инспектора полиции не произвели на нее особого впечатления, но она безошибочно почувствовала власть в выражении его лица. И суровая честность в жестком взгляде маленьких глаз показалась ей самой страшной вещью в мире.

— Не могли бы вы капельку подождать наверху, мисс Айвори? Я пришлю за вами через пару минут, — сказал он с мягким шотландским акцентом.

Это не подлежало обсуждению, это был приказ, высказанный вежливо, но безапелляционно, и вопрос, который был готов сорваться с ее губ, так и остался невысказанным. Она кивнула и посмотрела на Дэвида Филда, но ее опередил какой-то незнакомец:

— Вы, конечно, мистер Филд? — спросил он. — Минуточку, мистер Филд. Я бы хотел перекинуться с вами парой словечек.

Фрэнсис увидела, как брови Дэвида удивленно поползли вверх и, повернувшись к ней, он слабо улыбнулся и состроил недоуменную гримасу. Это был самый успокаивающий жест, который она когда-либо видела в жизни, в нем было спокойное понимание всего, что она пережила и переживает сейчас. Фрэнсис немного воодушевилась, но когда она уже уходила, новое ужасное подозрение опять всплыло в ее памяти.

— Я слышала, как он уходил до этого, — горячо убеждала она Габриель несколько мгновений спустя, опять стоя в том же конце спальни. — Я прекрасно это помню. Дэвид первым ушел той ночью. Я слышала, как щелкнул замок, когда стояла на лестничной площадке. А потом, минут через десять, еще кто-то прошел из зеленой гостиной по коридору и вышел через парадную дверь.

— Да, — безмятежно сказала старая Габриель. — Как обманчивы эти ночные звуки.

Они были одни в огромной спальне, старейшая и самая молодая из рода Айвори, они долго и внимательно смотрели друг на друга, и каждая думала о том, что сказала другая. Годы спустя, мысленно возвращаясь к этому эпизоду, Фрэнсис поняла, что повзрослела именно в этот момент.

Она прошлась от кровати к камину. Ее зеленое шерстяное платье, сшитое так, как шьют только в южной Англии, облегало узкие бедра и плечи. Старая женщина под гобеленовым триптихом с чисто женским любопытством ее разглядывала.

— В двадцать пять лет у меня была талия девятнадцать дюймов, — неожиданно сказала она, и впервые со дня их встречи внучка легко проследила за ходом ее мыслей и ответила без запинки.