Смерть в пурпуровом краю - страница 21
— Не знаю. Пока не знаю. Сейчас выясняют, ищут, где укрылась эта пара любовников. Потом, через какое-то время, все затихнет. Здесь, кажется, преобладает традиционное мнение, что где-нибудь они начнут новую жизнь.
— И ее муж тоже разделяет его?
— Не думаю.
Она взглянула на черную коробочку — я положил ее на стол рядом с креслом.
— Но ведь вот доказательство, правда? — Она попыталась встать. — Надо же сообщить об этом в полицию…
— Подождите, Изабелл!
— Чего подождать? Если…
— Кто-то очень постарался создать впечатление, что они уехали.
— Тогда почему ее убили на ваших глазах?
— Не знаю. Может, было задумано иначе, но не вышло, и им пришлось импровизировать на ходу.
— Но если моего брата похитили…
— Где доказательства?
— Он оставил здесь шприц.
— Просто забыл. Купил другой в Эль-Пасо.
— Но…
— Ливингстон относится к округу Эсмерелда. Расследованием руководит шериф Фред Бакльберри.
— Он приходил вчера вечером со своим помощником. Около восьми. Рассказали мне о его машине, об их отлете. Потребовали, чтобы я немедленно сообщила, как только Джон даст о себе знать. Держались так… небрежно, насмешливо, свысока. — Склонив голову набок, она нахмурилась: — Что ж, теперь все кажется гораздо логичнее.
— Что вы хотите этим сказать?
— Не думала… что он в самом деле уехал с ней. По-моему, он все-таки достаточно разумен. Я старалась открыть ему глаза, уговаривала, чтобы прекратил встречи с этой женщиной. Здесь уже ходили всякие сплетни. А ему вовсе не была безразлична его репутация. Настолько-то я его знаю. Но если сюда кто-то явился… насильно утащил его… А он не переносил насилия… и сам не был силачом. Никогда никого не оскорбил, не обидел…
Прошедшее время. Наверно, она вдруг осознала, что говорит в прошедшем времени. Глаза ее наполнились слезами; тихо застонав, как от сердечного спазма, она скользнула с кресла, упав на меня, охваченная болью и жалостью. Я поддержал ее. Упираясь головой в мою грудь, она качала ею из стороны в сторону, всхлипывая, постанывая в голос, подсознательно впитывая ту малость утешения, которую дает физическая близость, пусть даже чужого человека, как я.
Но когда я стал похлопывать ее по спине, пытаясь успокоить, она окаменела, а потом отпрянула, как от корзинки с гадюками.
— Простите, — сдержанно и тихо сказала она, усаживаясь удобнее в кресле.
Вот тут я вдруг заметил такой чистый, темно-темно-голубой цвет ее глаз, какого в жизни не встречал. Тусклые волосы, упругое, белокожее тело, запах ванили и страх перед сексом. Забота о любимом брате — благородное убежище для женщины, не сумевшей реализовать себя. Вспомнил, с какой напряженной горечью она оценивала влечение брата к Моне, о главной причине их связи говорила как о смердящей ране. И последние два года здесь считала прекрасными. Сколько ей — двадцать пять, двадцать шесть? Хороший город, где пройдут последние годы надежд на замужество, иссякнут жизненные соки, и все под знаком благородного решения — ради брата. Конечно, Мона Йомен непременно должна была вызывать у нее отвращение. Мона шествовала по жизни, вызывающе неся роскошное тело и удовлетворяя его потребности.
— Вы знали Мону? — поинтересовался я.
— Он хотел, чтобы мы подружились. Ничего худшего не мог придумать. Она относилась ко мне снисходительно, как к умственно отсталому ребенку. Нет… просто представить не могу, что она мертва. Она была такой… вызывающе полной жизни, мистер Макги.
— Тревис. Или Трев.
— Это вроде обращения на «ты», я в этом не сильна. Нужно долго привыкать.
— Я предложил в виде помощи — не это главное. Надеялся упростить наши отношения, Изабелл.
— Я нелегко схожусь с людьми. Наверно… так воспитали.
— Где прошло ваше детство?
— Наши родители были художниками. Отец пользовался успехом, у мамы был доход от наследства. Мы жили далеко-далеко от людей. Школьные задания нам присылали по почте, а учили нас родители. Летом жили в Канаде, зимой — на маленьком багамском острове. Джон все время болел, и мы все тряслись за него. Меня здоровье никогда не подводило. Я научилась… придумала игры, в которые могла играть одна. Родители умерли три года назад, с разрывом в два месяца. Они были очень близки. Джон и я чувствовали себя как бы лишними, и это нас сблизило. А теперь… Что со мной будет?! Господи, как мне жить?!