Смертельное лекарство - страница 7

Выйдя из автобуса, я огляделась. То ли погода была виновата (хотя был март, но падал снежок, дул мерзкий сырой ветер), то ли вообще у людей в этот вечер не было настроения гулять, но во всяком случае на проспекте Смелых не наблюдалось ни души. Прямо против меня возвышалось неуклюжее здание, вероятно, казавшееся своим создателям величественным. Это был региональный Институт проблем материнства и детства. Именно здесь располагался офис господина Митрохина, лунинского компаньона.

Здание производило впечатление необитаемого – в окнах не было света, возле подъезда сиротливо жались несколько машин. Видно, дирекция института сопротивлялась новым временам и неохотно сдавала помещения в аренду коммерсантам; Митрохин оказался в числе немногих, кому разрешили переступить священный порог.

Переступила его и я. И тут же была остановлена грозным окриком вахтерши:

– Вы, женщина, к кому?

– В фирму «Файл».

– У нас тут не фирма, а институт. Здеся таких нету.

– Да нет, есть. На втором этаже. Вот их телефон.

– У меня нет указания кого ни попадя пропускать. У вас пропуск есть?

– Какой же в фирму пропуск?

– Ничего не знаю. Давайте пропуск.

На лице вахтерши читались неподкупность и патриотизм, замешанный на идиотизме. Напрасно я пыталась бы всучить ей деньги – хотя могу поспорить, что в последний раз она видела зарплату месяца два назад (институт бедствовал). Она неколебимо будет сидеть на своем посту, пока не разморозится отопление и рухнут неремонтируемые стены. Пока есть что охранять – она будет охранять.

Я поняла, что мне придется прибегнуть к последнему средству. Достав заветную книжечку, я стальным голосом изрекла:

– Я, товарищ, из органов. Нахожусь на спецзадании. Разоблачаю спекулянтов.

– Да что ж вы сразу не сказали! – всплеснула руками вахтерша. – Идите, идите, работайте! Гоните их поганой метлой из нашего института! Развели тут ворюг с телефонами!

Я миновала вертушку и стала подниматься по лестнице. Спиной я чувствовала взгляд вахтерши, поэтому старалась идти, печатая шаг. При подъеме делать это было сложно, но, пока не скрылась за поворотом стеклянная будочка вахты, я старалась.

Книжечку я сразу спрятала в карман куртки. Это было временное удостоверение стажера облУВД – я получила его, когда в институте проходила практику в органах. Ксива была настолько ненадежная, что я не рисковала доставать ее даже в общественном транспорте и пользовалась удостоверением лишь в самых крайних случаях.

Через несколько минут я стояла перед синей дощечкой с надписью «ТОО „Файл“» – точно такой же, как та, что висела на двери детского сада. Постучав, я вошла. В этом варианте офиса «Файла» все было не так, как в первом. Здесь было опрятно, уютно, компьютеров не было вовсе, а вместо увлеченного юноши за столом сидела миловидная девушка примерно моих лет. Как я сразу заметила, девушка пребывала в состоянии сильнейшего замешательства.

– Могу я видеть господина Митрохина? – как можно любезнее спросила я.

– Его сейчас нет, – ответила секретарша. По ее тону я поняла, что с моей стороны будет уместна настойчивость, даже настырность – девушка явно чувствовала себя не в своей тарелке.

– А когда он будет? У меня к нему дело исключительной важности, – начала я настаивать.

– Я не знаю…

– Может, мне стоит подождать?

– Вы знаете, его сегодня, видимо, уже не будет…

– Он уехал?

– Кажется, да…

Она готова была заплакать, и я смягчилась и сменила тон:

– Да что у вас стряслось? На вас лица нет!

Как мало нужно, чтобы завоевать доверие человека! Иногда хватит ласки – меньше, чем на кошку, – и он твой. При моих словах, в которых слышалось сочувствие, из глаз девушки хлынули слезы.

– Уехал он! Совсем! Скрылся! – говорила она сквозь рыдания. – И деньги все из сейфа забрал. Прямо при мне, даже отсылать никуда не стал – спешил очень. И из кабинета кучу каких-то документов унес. А другие сжег в пепельнице.

При этих словах я поняла причину неприятного запаха, стоявшего в приемной.

– А вам он что сказал?

– А мне… сказал: «Сиди, жди визитеров». И больше ничего… А ведь мы с ним вроде не чужие!

Слезы текли по юному миловидному лицу. Мне стало искренне жаль ее.