Смертельный поводок, или Еще раз о "заговоре" кремлевской верхушки против Машерова - страница 2

De mortuis aut bene aut nihil — о мертвых или хорошо или ничего…

Увы, история не только капризная, но и жестокая дама. О своих, в нее попавших мертвых, она велит говорить только правду и ничего, кроме правды. И если гибель Машерова считать производной от Системы, то лишь потому, что сам он был ее ярким, может быть, даже в чем-то выдающимся воплощением. Системы, в которой всякая попытка освободиться от пут тотальной регламентации имеет своим последствием трагедию или драму.

Случившееся с Машеровым, если стремиться докопаться до сути, свидетельствует, по-моему, как раз о такой попытке. С одной стороны — любовь к скорости, пристрастие к ничем не ограниченной, за рамками общепринятых правил свободе передвижения. С другой — абсолютная зависимость от его регламента и расписания. С одной стороны — вседозволенность власти, позволяющая пренебрегать законами и правилами, в том числе дорожными, установленными для остальных. С другой — абсолютная зависимость ее обладателя от правил, норм и канонов, установленных для употребления внутри клана. Если соотнести правила дорожного движения с правилами жизнеустройства вообще, то первые куда в большей степени, чем вторые, могут претендовать на истинный демократизм, когда каждый в своем движении свободен, не ущемляя свободу других.

Вот уж поистине демократия — не вседозволенность. Вседозволенность — это тоталитаризм с его внушаемыми обществу представлениями о Порядке. Но и поводок, который, чем ближе человек к власти, тем более удушающ, а то и смертелен. Убежден: в тоталитарном обществе самый несвободный человек — это обладатель той или иной меры власти. Обладатель абсолютной власти несвободен абсолютно. Машеров был обладателем абсолютной власти. Но психологически, как, собственно, любой мыслящий человек не мог не стремиться к личностной свободе. Его трагедия вызрела на стыке этого парадокса. Доказательством, для меня, во всяком случае, может служить эпизод, который довелось наблюдать за неделю или полторы до машеровской гибели.

Тогда в Минске проходил Всесоюзный слет пионеров-следопытов — мероприятие тяжелое, на густо замешанном идеологическом вареве, но в чем-то и трогательное, все-таки дети… В тот день, ближе к вечеру, намечался митинг-реквием в Хатыни. По программе, розданной журналистам, участие Машерова не предполагалось, у него, видно, были другие дела.

Выехали мы на корпунктовской машине часа за два — дорога не быстрая, к тому же чрезвычайно, почти как сейчас, загруженная часом пик. При выезде с боковой улочки на главный проспект мы с Виктором Никитичем, водителем, заметили, как пронеслась, буквально промчалась на огромной скорости машеровская "Чайка" с ним самим, с телефонной трубкой возле уха, на переднем сиденье. Сопровождения не было, и, поехав следом, мы увидели на ведущей в сторону Хатыни улице Якуба Коласа апокалипсическую, без преувеличения, картину. "Чайка" буквально разодрала улицу с ее потоком легковушек, трамваев и грузовиков. Машины сгрудились в пробки, трамваи резко тормозили, валя пассажиров в свалку, народ разбегался, а постовая милиция… Да что там! В момент потеряв "Чайку" из виду, мы ехали уже мимо всего случившегося, заметив, как люди откачивали на тротуаре свалившегося от напряжения гаишника.

В Хатынь мы приехали почти через час после Машерова. Я узнал об этом от Виктора Никитича, когда, вернувшись с митинга, услышал от него рассказ о разговоре с Зайцевым, машеровским водителем, с которым Виктор Никитич был знаком с послевоенных времен. Разговорились они на стоянке, и Зайцев, которому было за шестьдесят, жаловался на то, как трудно ему стало работать, как донимает его радикулит, как просится он уйти, и "комитет" настаивает, но Петр Миронович не отпускает своего партизанского друга: пока, говорит, Женя, буду я, будешь и ты…

— Не представляешь, Виктор, как трудно, когда тебя ведут,— жаловался Зайцев, рассказывая, как теряет он чувство скорости и дороги, когда мчится, не предвидя опасности, за машиной ГАИ, словно на поводке…

Они погибли вместе, это все знают. Зайцев, и это тоже есть в том давнем фильме, даже не тормозил. На любимой Машеровым скорости в 150 километров в час…