Смертельный турнир - страница 6

Это произошло где-то с пятидневку назад, а на следующий день Карин снова вел себя как ни в чем не бывало, так что я даже усомнилась, не привиделось ли все это во сне. А потом между нами появилось странное напряжение, усиливавшееся, когда мы оставались наедине. Вот как сейчас.

Хагос… Карин дал неделю на раздумья, но этого времени мне не хватило. Можно сказать, за эту неделю мое единственное достижение оказалось в том, что я научилась запихивать воспоминание о признании Карина в самый дальний уголок мозга. Потому что чем больше я о нем думала, тем меньше понимала себя саму и собственные чувства.

Карин мне нравился. Определенно нравился, даже больше, я подсознательно считала его своим. Настолько, насколько своими обычно ощущаешь руки или ноги: они все время при тебе, послушны, почти никогда не подводят. Вот и Карин постоянно был рядом, подставлял плечо, выслушивал разные глупости, смешил и вообще делал жизнь веселее.

Но при этом мне было сложно представить его своим парнем. Просто потому что – ну, это же Карин. Но когда он смотрел на меня тем отчаянным взглядом, внутри совершенно точно заволновалось и потеплело. Что-то полузабытое, засыпанное пеплом словно вздрогнуло, проклюнулось сквозь слой золы новым ростком.

И сейчас тоже – я ощущала затылком его пристальный взгляд, и от этого кровь быстрее текла по жилам и сбивалось дыхание. А когда услышала, как Карин встает, вообще все волоски на теле встали дыбом, как перед грозой.

Шаг, другой, третий. Не оборачиваясь, прикусила губу. Спине стало теплее – передавался чужой жар. Карин совсем близко… Если шагнуть назад, коснусь спиной его тела.

Но я не двигалась с места – и парень тоже не приближался.

Дышать становилось все труднее, грудь словно тугие огненные кольца охватывали. Я вцепилась руками в подоконник, склонила голову. Если сейчас я не обернусь и ничего не скажу, он уйдет. Уйдет, и я никогда его больше не увижу. Он исчезнет, вместо него на тренировки будет ходить Вейн, никто даже не заметит. Только я буду знать об этом.

Эта мысль принесла боль, будто в грудь вонзился острый нож.

Нет.

Я не могу его потерять. Даже мысль такую допустить не могу. У меня и так слишком мало дорогих людей. Лас, продолжавший тайком передавать мне новости и поддерживать, невзирая на запреты семьи, Лидайя – и вот он, Карин. А любить я все равно никого не люблю.

Точнее, Карина я люблю – пусть не совсем так, как любила Хена, но он-то как раз доказал свою преданность и честность. И сразу признался, кто он такой. Даже брата впутал. Представляю, чего ему стоило признание, ведь если их раскроют, оба вылетят из академии после пинка под зад.

И я медленно обернулась, чувствуя, как от волнения шумит в ушах, а пол уходит из-под ног. Обернуться обернулась, но посмотреть на Карина не осмелилась. Опустила взгляд и пробормотала:

– Если ты еще хочешь, я не… не против…

Хагос, даже ужу на сковородке приходится куда легче. Теперь я отлично понимала, что чувствовал Карин неделю назад.

– Не против?.. – откликнулся он негромким эхом.

Я боязливо взглянула на него.

Парень, похоже, или не понял, или ожидал совсем другого ответа. Ошарашен так, что некоторое время молчал и растерянно смотрел на меня. А потом вдруг ярко, радостно, по-мальчишески улыбнулся.

– Правда?!

Я кивнула. Невольно тоже улыбнулась, захваченная такой явной радостью. И затаила дыхание, видя, как взор Карина медленно темнеет, улыбка сходит с лица, и оно становится серьезным. Не сводя с меня глаз, парень придвинулся. Его руки легли по обе стороны от меня, заключая в своеобразное объятие. Я не возражала, стояла смирно, и только сердце билось так часто, словно хотело выскочить из груди.

– Можно? – спросил Карин, наклоняясь ближе.

Спросил тихо-тихо, но я расслышала. Взгляд сам зацепился за его губы. Я словно впервые их увидела и поняла, что они неожиданно красивы, эти губы, по-мужски четкие, решительные и вместе с тем притягательно мягкие на вид. Внутри дрогнуло, заливая непрошеным жаром, и я кивнула.

Поцелуй был легким, плавным, будто Карин осторожничал, опасаясь, что я в любой момент могу сбежать. Сначала прикоснулся одними губами, поймал дыхание, сам вдохнул трепетно и рвано. И тогда уже, убедившись, что я не возражаю, поцеловал по-настоящему, жадно, горячо, с напором, от которого у меня закружилась голова.