Смертники - страница 14

Он вздрогнул и быстро выпрямился. Серый стоял и ждал, слегка склонившись вперед, смиренный и отвратительный. Казалось, что от его тела, от его грязной одежды шел какой-то особенный запах, похожий на запах разлагающегося трупа.

И вместо ответа, начальник позвонил и коротко сказал вошедшим надзирателям:

— Уведите его.

Серый взмахнул руками.

— А как же… ваше превосходительство… решение-то?

— После. Когда выяснится. Ступай теперь.

Потом начальник долго ходил в раздумье по кабинету, присаживался раза три на клеенчатую кушетку. Думы путались, ползли медленно. А хотелось придумать что-нибудь такое, отчего все это сделалось бы ненужным. Изменить что-то раз навсегда. И чтобы потом можно было жить, уже никогда не думая больше о палачах и смертниках.

Ничего не придумал. Вздохнул, запер на ключ ящик стола с браунингом и поднялся к себе на квартиру. Осторожно, чтобы не услыхала дочь, он пробрался в свою спальню, надел новый мундир, прицепил ордена. Так же осторожно спустился на двор, сел в пролетку и поехал в город.

В малом коридоре только что отобедали. Еще держится в воздухе острый запах прелой капусты, смешанный с зловонием утреннего ушата. Крупицын лежит животом кверху, громко рыгает. Помешанный бормочет свою просьбу. Он еще не принимался за еду, и в его бачке, поверх остывшего борща, плавают мелкие крупинки сала.

Высокий едва проглотил две-три ложки. Что-то сжимало горло, мешало глотать. Петров тоже ел мало. Теперь сидит, поджав ноги, и смотрит в заплеванный пол.

— Если помрет, то это и к лучшему.

Высокий взглянул на товарища.

— Ты что?

— Про хозяйку думаю. На суде-то не видал ее. Она больная у меня. В ногах вроде как водянка, ну, и оголодала за последнее время. Если помрет, говорю, то и к лучшему. Не будет горя нести.

— А ребята?

— Ребят разберут. Родственники найдутся, а если нет, то и казна должна определить, куда ни на есть. Я теперь все равно, что казенный человек.

— Не определят, думаю! Тут в четвертом номере один вроде адвоката сидит. Ты поспрошал бы.

— Это еврейчик?

— Нет, другой. Тот молчит больше, но Абрамка его хвалит. По политическому делу.

— Все равно, как Бог. Разве успеешь что сделать? Может, завтра поведут уже. Помилование обещали, а вот все нет что-то.

Телеграфист вслух учит неправильные спряжения и обрывки чуждо звучащих слов долетают в шестой номер. Скуластый прислушался, широко улыбнулся.

— Вот черт коричневый, как зудит здорово! А столяра не слыхать. Должно быть, из казенного пайка очищенную гонит.

Перед обедом было маленькое событие: водили в контору кривоногого из пятого номера. Пока он отсутствовал, строили тысячи предположений. Остановились на том, что кривоногому, должно быть, объявляют помилование. И поэтому у всех еще сильнее разгорелась всегда тлевшая надежда… Один Абрам сомневался.

— Ужо подождите немного! Если он помилован, то уже не вернется в этот коридор. Посадят к каторжанам.

Но заключенный из пятого номера вернулся. Дверь его камеры громко захлопнулась, замок щелкнул.

— Иванченко, зачем водили?

Знали, что от кривоногого трудно добиться слова, и поэтому не особенно надеялись на ответ. Но Иванченко ответил.

Оказалось, ходил еще раз подать прошение о пересмотре дела.

— Только всего? А тебя что, красным яичком подарили в конторе-то? — интересовался подозрительный Крупицын. — Больно уж ты весел вернулся.

Кривоногий стих. Слышно было, как заходил по-прежнему взад и вперед. И к послеобеденному времени все это событие отошло уже в спокойную область прошлого.

Абрам читает. Книг в малый коридор попадает немного, потому что и вся тюремная библиотека очень скудна. Все больше тоненькие, разгонисто напечатанные на серой бумаге брошюры религиозно-нравственного содержания. Читая их, Абрам начинает искренно и глубоко ненавидеть то, к чему до этого времени относился с равнодушным безразличием.

Хочется поделиться думами, — но не с кем. От одного, — осужденного невинно, — все равно, не дождаться ответа. Другой — тоже политический. Три с половиною года тому назад участвовал в крупном террористическом акте. Потом жил нелегально, но недавно его изловили и осудили. Его товарищи по делу казнены уже давно.