Смертный ангел - страница 52

Скакали по узкой лесной дороге, скорее тропе. Сквозь просветы в кроне деревьев падали яркие солнечные лучи; очевидно, полдень или около того. Впереди маячили спины десятка пустынников и темно-зеленый, едва ли не черный, плащ Аягасар'нерг-дана. Сзади слышался топот лошадиных копыт и негромкое позвякивание оружия. Телохранители колдуна изредка переговаривались на незнакомом языке, насыщенном свистящими и шипящими звуками. Ничего даже приблизительно похожего на их язык Владслав раньше не слышал.

Лошади шли размашистым шагом, оставляя за изгибами тропы версту за верстой.

Минули часы, начало смеркаться. Руки и ноги затекли, став ватными. Наконец, лесная тропа оборвалась широкой поляной, поросшей высокой тропой, посреди которой был разбит лагерь серых степняков: вокруг неказистой палатки расположилась сотня узкоглазых кочевников.

Навстречу отряду поднялся предводитель степняков и о чем-то переговорил с Аягасар'нерг-даном, потом они направились к палатке. Прислужник Кзаркхмета неуклюже спешился и нырнул внутрь вслед за степняком.

К лошади, на которой везли пленника, подошли два кочевника. Не говоря ни слова сбросили принца вниз, протащили дюжину шагов по земле и, откинув вонючую, засиженную мухами, баранью шкуру, вбросили в палатку. Багарец чувствительно ударился о земляной пол. Из уст вырвался непроизвольный стон.

— Разуй глаза! — прошипел Аягасар'нерг-дан.

Принц не отреагировал.

— Хватит притворяться! Я знаю, ты очнулся, гнусная тварь!

Аягасар сильно пнул беззащитного пленника Носок сапога ударил в пах.

На этот раз Владслав даже не дрогнул, хотя боль была гораздо резче, чем при падении. Он медленно поднял веки, словно просыпаясь после сладкого сна, и спокойным тоном спросил:

— Чего тебе? Нос не болит?

Опухший шнобель Аягасар'нерг-дана, напоминание о латной перчатке принца, расплылся на пол лица.

Чародей побагровел.

— Сейчас узнаешь, багарец!

В углу валялся обух топора. Аягасар потянулся за ним, намереваясь перебить наследнику крови парочку костей.

Владслав не зажмурился огромным усилием воли. Правда, не удержался и отвел взгляд. Секунда. Две. Три. Что-то Аягасар не торопится, принц оглянулся.

В палатку незаметно вошел высокий пустынник. Каких-либо знаков отличия у него не имелось, но Владслав побился бы об заклад, что это вожак. От него веяло властной уверенностью и силой. На плече пустынника восседал иссиня-черный ворон, чей левый глаза уставился на принца.

— Сейчас узнаешь, — мстительно повторил Аягасар'нерг-дан, подобострастно глядя в сторону вошедшего.

Владслав недоумевал. Что в нем такого, что Аягасар вжался в землю?

Пустынник с птицей на плече встал в трех шагах напротив принца и замер. Ни шороха, ни звука не нарушало враз опустившуюся тишину. Требовательное карканье ворона вывело Аягасара из оцепенения. Он вздрогнул и начал торопливо читать заклинание.

Владслав ждал, что будет дальше, иного ему не оставалось. Неожиданно раздался голос, от которого по коже принца пробежал озноб. Это был Кзаркхмет. Но где же он?

— Аягасар?

— Да, господин, — подобострастно проблеял Аягасар'нерг-дан, низко кланяясь пустыннику.

— Вижу, ты справился. Весьма похвально.

Помощник колдуна склонился еще ниже:

— Жизнь моя и душа навеки принадлежат великому магистру и ордену!

— Подними взор, наследник, — с иронией и злой усмешкой в голосе произнес колдун.

Принц смотрел на черную птицу, из раскрывающегося клюва которой звучала речь колдуна. Старые легенды не врут! Ворон-посланник! Во взоре птицы сквозила холодность и расчетливость, им правила мысль Кзаркхмета. Находясь за сотни лиг отсюда, маг видел, слышал и чувствовал, как видел, слышал и чувствовал ворон.

— Вели своим жалким слугам немедленно развязать мои путы! Тогда и тебе, придворный чародей, будет сохранена свобода и жизнь, — принц прекрасно понимал, что его угрозы сейчас что крик немого, но мольбы о пощаде претили ему.

Ворон задрал голову назад, его грудь на миг занялась мелкой дрожью, из горла вырвался хриплый смех.

— Ты смеешь угрожать, ставить мне условия? Да ты скоро пикнуть не посмеешь без моего разрешения!

— Скоро чародейские кости затрещат на дыбе, а голова скатится по ступеням плахи.