Смертный - страница 20

стр.

– Не знал, что вы такой противник Эйдоса, доктор Фишер.

– Можешь считать меня ретроградом. Но мне кажется, тебе не стоило в это ввязываться. И вообще, как ты там зарабатывать собрался?

– Продаю игровую валюту. Многие игроки готовы платить реальными кредитами за золото Артара. Я уже второй месяц в игре, и заработал больше трехсот кредитов. Притом, что у нас пособие – всего пятьсот.

– Но ведь и за саму игру нужно платить?

– Тут я немного схитрил. Когда я подключался, в игре еще был режим смертного. Сейчас его убрали. Видимо, из-за скандала с Джанкелем.

– Что это за режим?

– Обычные персонажи в игре бессмертны. Точнее, воскресают после смерти в специальных местах. А у смертного персонажа всего одна жизнь. Зато абонентскую плату за него платить не нужно, только разовый взнос в самом начале. А дальше… сколько продержишься.

– И какой смысл в таком режиме?

–Вызов игрокам. Челлендж. Кто сколько сможет продержаться. На самом деле, мало кто протягивал больше двух-трех недель. Так что на таких любителях экстрима сервер зарабатывал даже больше, чем на тех, кто платит абонентку. Потому что за каждого нового персонажа нужно опять платить.

Фишер покачал головой.

– Ну, это-то понятно. А самим-то игрокам какой интерес? Просто нервы пощекотать?

– Ну да, – пожал я плечами.

– Ох, не знаю, Эрик. Не проще ли найти настоящую работу?

– Здесь, в реале? Окей, доктор. Мне девятнадцать, я едва оклемался после аварии, и у меня на руках мать, которую я не могу оставить больше, чем на пару часов. Много ли у меня вариантов? А в Эйдосе полуторачасовой сеанс растягивается часов на двенадцать-пятнадцать субъективного времени.

– Ну, а про Джанкеля ты слышал? Эта история тебя не переубедила?

– По-моему, слишком много шумихи из-за этого Джанкеля. Ну, разбился гонщик на виртуальной трассе. Ну, перемкнуло у него что-то в мозгах…

– Он три дня с ума сходил от чудовищных фантомных болей. И покончил с собой. Эрик, это очень серьёзно. Частые сеансы в Эйдосе приводят к тому, что мозг постепенно перестает различать, где реал, а где смоделированный мир. Где аватар, а где ты сам. Что будет, когда ты умрешь там, в Артаре?

Я пожал плечами.

– Ничего не будет. Они же пачками дохли, другие смертные. Просто создавали новый аватар.

– Но ты же сказал, что они не играли долго. Две-три недели. А если ты будешь играть несколько месяцев? Окончательно сживёшься с этим своим аватаром? Хочешь стать вторым Джанкелем? А что будет с матерью, если с тобой что-то случится?

Я вздохнул. Оперся спиной о стену, прикрыв глаза.

– Ладно, я не хочу на тебя давить, Эрик. К тому же, я уже опаздываю в клинику. Но ты крепко подумай, ладно?

Фишер открыл двери, но уже на пороге обернулся.

– Мне кажется, ты загоняешь себя в угол. Тем более, что этот твой Артар, насколько я понимаю, становится все популярнее. Долго ли у тебя получится там жить, не привлекая лишнего внимания? Что ты будешь делать дальше, когда этот сервер станет настолько густонаселенным, что негде будет прятаться?

– Тоже, что и здесь, доктор. Пытаться выжить.

Фишер неодобрительно покачал головой и вышел.

Больше мы с ним не виделись. Ирония судьбы – спустя две недели доктора тоже сбила машина. Правда, не с пьяным уродом за рулем, а беспилотная. Какой-то сбой в работе сенсоров движения. Вопиющий случай, о нем потом долго писали во всех информационных лентах. Автомобильные аварии стали редкостью. Городской трафик процентов на восемьдесят управляется единой нейросетью, без участия человека. Так что шанс попасть даже в незначительное ДТП сейчас мизерный.

Правда, тем, кому все же не повезло, от этого ничуть не легче.

С тех пор прошло около года. Но я частенько вспоминаю тот наш разговор. И порой кажется, что Фишер был не так уж неправ. Вот только дороги назад у меня уже не осталось.

Первые пару месяцев после отмены хардкор-режима мне еще приходили письма с сервера с предложением создать обычный аватар. Даже предлагали бесплатную подписку на три месяца, а потом и на полгода. Потом перестали.

А вообще – во всем этом есть определенная ирония. Постоянное стремление обитателей Артара убивать друг дружку компенсируется тем, что здесь всё со временем воскресает и восстанавливается – убитые игроки и монстры, сорванные растения и собранная руда. Даже сломанная мебель – и та сама собой починится. Это ведь игра. Жестокая, натуралистичная, не всегда честная. Но всего лишь игра. Песочница, придуманная для тех, кто хочет почувствовать себя богами.