Смешение карт: воспоминания о разрушительной любви - страница 12
Но, тем не менее, Целести меня не понимала. Это было вполне ясно.
Но мне это было привычно.
Я вырос в крохотном городишке, называющемся Венанго, стоящем на широких и плоских равнинах Небраски, близ границы с Колорадо. Мой отец был учителем в местной школе, в которой все классы с первого по последний обучались вместе в одном двухэтажном здании, построенном в 1920-х годах из красного кирпича. В моём классе было восемь детей и это был самый большой класс десятилетия. (В классе, который был годом старше моего, было всего двое.)
Венанго когда-то был фермерским городком, а теперь это умирающий фермерский городок. Мои одноклассники смотрели футбол, играли в футбол и разговаривали о футболе. Конечно, за исключением тех моментов, когда они говорили о сельском хозяйстве и, в частности, о животноводстве, которое, по-видимому требовало странно называющихся и довольно пугающих процедур, требующих огромных резиновых перчаток, закрывающих всю руку до плеча. Большинство обитателей Венанго жили тут с давних пор. Один мальчик в нашем классе всё ещё считался чужаком, из-за того, что его семья жила в Венанго всего два поколения.
Моя сестра, которая была младше меня на три года, вписывалась в общество куда лучше, чем я. По крайней мере она оказалась способной формировать дружеские отношения. Я же, в сравнении с ней, был ботаном, а это было задолго до того, как это стало казаться крутым. Я был владельцем одного из двух компьютеров на пятьдесят миль вокруг. У меня было устройство для изготовления бирок, выдавливавшее буквы на узких полосках пластика, при помощи которого я изготовил надпись «Франклин Во, Астрофизик» и прикрепил на двери своей спальни. Я не вполне понимал, что значит слово «астрофизик», но мне казалось что это звучит замечательно.
Также я строил и запускал модели ракет, и в те дни, когда погода была достаточно хороша для их запуска, мы с мамой гонялись за ними по пшеничным полям. «Она спускается вон туда!» — кричал я, стремглав продираясь через ряды колосьев. Обычно места падения ракет было несложно найти, так как их яркие парашюты ложились на зелёные поля яркими кляксами. Помню, что одну мы всё-таки потеряли, это была красно-белая масштабная модель зенитной ракеты Найк-Аякс. Мы с мамой в её поисках несколько часов вместе топтали пшеничные поля. Она вернулась ко мне несколько потрёпанной через несколько месяцев, когда владелец поля нашёл её в своём комбайне и вернул мне.
Пока остальные мальчики играли в футбол на пыльном поле за школой или спорили о достоинствах Денвер Бронкос и Даллас Ковбойз (дискуссия, неизбежно порождавшая больше тепла, чем света), я проводил время изучая электронику, аэронавтику и программирование на ассемблере процессора Z80.
В социальном смысле я был гармоничен настолько же, насколько белка в клетке с доберманами. В начальной школе все вокруг были для меня совершенно чужими. Я не могу вспомнить, чтоб у меня был хотя бы один друг.
Несмотря на всё это, я был счастлив. Я любил строить и запускать свои ракеты. Я любил учиться. У меня выработался ненасытный аппетит к книгам, которые я получал по почте, заказывая их по каталогу, что брал в школе. Детали и моторы для ракет я получал тем же способом: посылая заказ и потом с нетерпением ожидая прибывавшую через несколько дней большую белую коробку.
Как я ни был отчуждён, не помню чтоб я когда-нибудь горевал об этом. В действительности я выучил несколько важных уроков: моё счастье не зависит от того, что обо мне думают другие люди, моя жизнь принадлежит мне самому и что с ней делать — решать мне.
Когда мне было двенадцать, родители купили мне невиданную роскошь — телефонный модем на 300 бод для моего маленького компьютера. Интернета ещё не было, но по всему свету люди устраивали так называемые электронные доски объявлений или BBS: компьютеры подобные моему, управляемые собранными на живую нитку кривыми программами, позволяющие людям звонить на них и оставлять свои сообщения. Большинство таких систем были ужасающе несовершенны и давали доступ только одному пользоватателю в каждый момент времени.