Смута Новейшего Времени или Удивительные похождения Ивана Чмотанова - страница 10

            — А я что? — смутился распостранитель, поправляя кашне и пыжиковую шапку. — Только по всем законам физики такого быть не может.

            — А по какой физике в магазине колбасы нету? — насел мужик — «Всё знаю, знаю», — передразнил он — Чего же ты не знаешь?

Подошедшие толпились вокруг лектора, потихоньку потыкивая его кулаками под рёбра.

            — Милиция! — истошно заорал распостранитель знаний. — Убивают!

            Тут всё и началось.

            Навстречу трём испуганным милиционерам бросилась людская стоножка. Смертельно побледнели блюстители и побежали к огородам.

Председатель горсовета Члеников, промахиваясь дрожащим пальцем, звонил в воинскую часть.

            — Кто это? Снегирёв? Ты-то мне и нужен. Пришли батальон черте-что в городе происходит.

            — Не могу, — сказал Снегирёв, — в баню идём.

            — Какая к чёрту баня?! Бунтуют у меня!

            — Ну и что? — злорадно сказал Снегирёв. — Помнишь, я машину тёсу у тебя просил, ты мне что сказал? А?

            — Снегирёв! Я жаловаться буду! Я до обкома дойду! Нет у меня тёсу!

            — А у меня солдаты тоже люди.

            — Снегирёв, пойми, нет у меня тёсу, нет!.. Ну, ладно, дам я тебе два кубометра!

            С треском вылетела дверь в кабинете и сшибла Членикова на пол.

            Из окон исполкома полетели стулья и пишущие машинки. Вследза ними, вздымая снежную пыль, попадали депутаты трудящихся. В пробежавших по переулку товарищей в нижнем белье с восторгом признали начальника милиции и первого секретаря горкома.

            Рассеяв власть, жители бросились к магазинам. Ваня и Аркаша хохотали, любуясь упразднением порядка: стихия была друзьям по сердцу.

            И вдруг толпу, мчавшую мимо похитителя головы, повело, и она замерла, уставившись на Ваню и Аркашу.

            Оба смутились.

            Город смотрел и видел бессмертные дорогие черты того, кто поднял Россию на дыбы.

            — Он! — истерически закричала учительница начальных классов. — И щека перевязана, чтобы не схватили ищейки!

            Буря оваций грянула на площади перед сельпо. Раздались крики: «Ильич с нами!».

            — Аркаша, пора уходить.

            — Затопчут Вань. Речь скажи для виду.

            Ваня залез на пивную бочку. Говорить речи ему часто не приходилось, всего дважды в качестве последнего слова.

            — Товарищи! — загремел его могучий голос. — Да, я воскрес. Пора навести порядок...

            («Картавь, картавь, Ванька, затопчут!» - шипел Аркаша).

            ...И мы наведём погядок. Наш габочий погядок. К чёгту милицию и пгокугатугу! Долой следственные ог'ганы! Мы можем жить без надсмотгщиков. И будем жить без них, дагмоедов.

            — А вытрезвиловки закроем, Владимир Ильич?

            — Конечно!

            — А водка точно дешевле будет? — недоверчиво спросил мужик в шапке-ушанке.

            — 50 копеек бутылка.

            — Ура-а-а! — гремела площадь, спугивая галок и голубей.

            Так в резолюции, составленной Аркашей, и записали.

            К вечеру на ногах никто не стоял. Воспользовавшись новым положением дел, Ваня и Аркаша (теперь комиссар по иностранным делам) проникли в сберкассу и вышли с чемоданом купюр.

            Неделю торжествовали. Ваня подписал множество декретов, один другого вольготнее. Трое местных интеллигентов подсунули декрет о свободе печати. Чмотанов подмахнул. «Голоколамская правда» вышла с новым названием «Ленинская правда», с огромным объявлением «Ильич с нами!» и большим портретом Вани Чмотанова.

            Съели месячный запас продуктов. На Ваню легло бремя власти. Робкие, постучались к нему первые ходоки.

            — Тово, Володимер Ильич, распорядились бы, чтоб пища была. Бедствуем мы немного. Хлеб сырой, консервы... Нельзя ли насчёт картофелю.

            Ваня открыл партраспределитель и кормил город ещё неделю. Кончились табак и водка. Скыто начало зреть народное возмущение.

                                    *  *  *

            Тяжёлый бой измотал Слепцова и Глухих. Генералы равные по выучке, образованию и броневой мощи, не могли одолеть друг друга. В дивизиях нашлись герои, бросавшиеся под танки противника с гранатой.