Смутное время. Севастополь в 1917-1920 годах - страница 52

стр.


Крымское краевое правительство, не сразу верно оценив ситуацию, создало комиссию для исчисления причиненных убытков. Председатель комиссии, министр внешних сношений М.М.Винавер 12 декабря 1918 года издал распоряжение, в котором говорилось, что поскольку Севастополь пострадал от оккупации более всего, то здесь предлагается организовать особый отдел комиссии.


В местных газетах дали объявление, что севастопольская комиссия будет заседать в здании Городской управы с 9 до 14 часов ежедневно, заявления об убытках принимаются с приложением всех документов, которые могут подтвердить претензии. Среди желающих заявить о понесенных потерях оказались и солидные заведения: гостиницы, гимназии, магазины и т.д. и частные лица. Вот одно из таких заявлений:


Вера Викторовна Коландс, проживающая по Гоголевской улице сообщала, что в ее лучшей комнате (11 кв. м) жили немецкие офицеры. Назначена была плата 256 руб. 75 коп., а уплачено 2/3 — 171 руб. 15 коп., неизвестна судьба еще 85 руб. 60 коп. Кроме этого, разбито, испорчено... (здесь хозяйка добросовестно перечисляла утраченное домашнее имущество). Всего на сумму 165 руб. 60 коп.


Наиболее рачительные хозяева включали в подобные списки и посуду, и одежду, и домашнюю живность. Пострадали и государственные учреждения.


Заявление


После освобождения частями немецких войск помещения районной Думы Татарской слободки в доме Гороховецкой (Брянская площадь) там не оказалось следующих предметов, принадлежащих районной Думе Татарской слободки:


Письменный стол с 5-ю ящиками;


2 стула;


6 табуретов;


5 больших скамеек;


2 малых стола;


1 вешалка;


1 умывальник с мраморной доской;


2 ведра для воды;


1 висячий замок;


1 висячая лампа с абажуром;


1 стоячая лампа;


1 графин для воды;


2 стакана.


Для каждого, кто обращался в комиссию, свои потери казались самыми существенными.


Когда же подсчитали общую сумму убытков по Севастополю, оказалось, что она составляет астрономическую цифру — 2 563 235 505 руб. Меньший, но значительный ущерб был нанесен другим городам и деревням Крыма.


Аверченко Аркадий Тимофеевич (15(27) марта 1880 — 12 марта 1925). Родился в Севастополе в семье купца 2-й гильдии Тимофея Петровича и Сусанны Павловны Аверченко. Семья жила на ул. Ремесленной, что проходила по дну Одесского оврага. Ныне на этом месте находится Комсомольский парк. Особого достатка в дома не было. Отец, добрый и чудаковатый человек, оказался никудышным коммерсантом. Но зато дом был полон детского гомона, в нем подрастало семеро детей (кроме Аркадия, еще шестеро девочек).


3. Надежды и реальность


Но бывшие союзники по Антанте обошлись и с Крымом, и в целом с Россией примерно так, как описал в своем рассказе известный сатирик, уроженец Севастополя, А. Аверченко.


Систематического образования Аверченко получить не пришлось, по всей видимости, он учился только в начальной школе, но читал всегда много и с увлечением. Главные же впечатления его детства связаны с друзьями, с которыми безмятежно купался на Хрусталке и озорничал на улицах еще не отстроенного после Крымской войны Севастополя. В 15 лет Аверченко начал работать младшим писцом в транспортной конторе. Через год уезжает на Донбасс, где также работает конторщиком на Брянском руднике. Позже перебирается в Харьков и трудится целых шесть лет в правлении рудников. Журналистская и писательская биография Аверченко начинается только в 1908, когда он приезжает в Петербург: работает в журналах «Стрекоза» и «Сатирикон», позже основывает свой журнал «Новый Сатирикон». Его рассказами зачитываются, над шутками от души смеются и в столице, и в глубинке. Сам государь — среди ценителей искрометного таланта. Аверченко называют «самым веселым человеком России начала XX века».


Хлебушко


У главного подъезда монументального здания было большое скопление карет и автомобилей.


Мордастый швейцар то и дело покрикивал на нерасторопных кучеров и тут же низкими поклонами приветствовал господ во фраках и шитых золотом мундирах, солидно выходящих из экипажей и автомобилей.


Худая деревенская баба в штопаных лаптях и белом платке, низко надвинутом на загорелый лоб, робко подошла к швейцару.