Смятение чувств - страница 14
— И это ты называешь отпуском? — покачала головой Алма. — До чего же ты странный тип! Скажи, тебя хоть что-нибудь интересует в жизни, кроме лошадей? Хоть к кому-нибудь ты питаешь привязанность?
— Это не имеет отношения к делу! — с вызовом ответил Педру. — А если я вас не устраиваю как управляющий…
— Устраиваешь! Поэтому я и забочусь о тебе: силой заставляю отдыхать. Ну-ка марш домой! А я прогуляюсь немного верхом…
Силвия немало удивилась столь раннему возвращению мужа. Прежде с ним такого не бывало. Уж если он уходил на работу с утра, то возвращался домой лишь поздно вечером, даже в выходной или в праздник. А сегодня вдруг изменил этому правилу.
— Что случилось? — встревожилась она. — Ты не заболел?
— Заболела кобыла! — в своей привычной грубоватой манере ответил Педру.
— Тем более странно: кобыла болеет, а ты здесь, со мной, — беззлобно съязвила Силвия.
— Но сегодня же Рождество, мы можем устроить праздничный обед…
— Не могу поверить в такое счастье! Наверное, это Санта Клаус решил наконец исполнить мое заветное желание. Отыскал тебя на конюшне и силой вытолкал оттуда.
— Все так и было, — криво усмехнулся Педру. — Только Санта Клаус предстал передо мной в образе Алмы.
— Ну да, он вынужден был прибегнуть к такой хитрости, иначе бы ты ослушался его. Для тебя существует только один авторитет — Алма.
— Конечно. Она же моя начальница, я у нее на службе.
— Ладно, я благодарна и ей, и Санта Клаусу. Может, мы сегодня сходим куда-нибудь после обеда? В кино, например, или просто погуляем по набережной.
— Посмотрим… — вяло произнес Педру, что означало: «Не хочу я никуда идти».
Силвия вздохнула и принялась накрывать на стол. После бокала вина Педру расслабился, взгляд его потеплел, и Силвия, заметив это, сказала:
— Хочешь, я угадаю, о чем ты сейчас думаешь? О лошадях! Угадала?
— Почти. Но не о какой-то конкретной Голубке, которая сегодня заболела, а вообще о лошадях. Как будто они мои, а вокруг много земли, много зелени. Иногда я вижу себя в степном поместье, где пасутся целые табуны лошадей…
— А я там присутствую? — робко спросила Силвия.
— Конечно! Мы вдвоем.
— И ни одного ребенка?
— Нет, никаких детей.
Болезненная гримаса исказила лицо Силвии, на глазах проступили слезы.
— Педру, ты же сам как дикий зверь, — промолвила она печально. — Почему никаких детей? Поместье — идеальное место для того, чтобы растить сына.
— Давай не будем об этом говорить, — поморщился он. — Мне иногда самому бывает страшно от моих мыслей. Я люблю животных больше, чем людей, больше им сострадаю, понимаешь?
— Мне трудно это понять. Люди бывают разные.
— Вот именно. А животные все одинаково заслуживают уважения. Они искренние и преданные. Уж если они любят, так любят. А если не любят, то кусают, царапают, убивают… Я рос в лесу, меня научили понимать язык животных, их чувства, их душу.
— Но сейчас ты живешь не в лесу, а среди людей, многие из которых тоже достойны уважения, внимания, любви.
— Да, наверное. Но животные для меня дороже людей. Если бы мне пришлось выбирать, кого спасать первым — человека или, скажем, лошадь, я бы, скорее всего, попытался спасти лошадь.
— А если бы тем человеком была я?
Этот вопрос Силвии поставил Педру в тупик. Он ответил не сразу, а после напряженной паузы:
— Нет, тебя бы я бросился спасать первой, ты мне очень дорога!
— Ну спасибо! — облегченно вздохнула она, безоговорочно поверив Педру, который никогда не бросал слов на ветер и в этой своей искренности был сродни животным.
Этот рождественский день стал особенным для Силвии, не избалованной вниманием мужа: Педру ни разу в жизни не говорил ей о любви, но теперь она хотя бы узнала, что дорога ему. И, желая продлить эту рождественскую сказку, попросила:
— Педру, сделай мне подарок к Новому году!
— Какой?
— Ты собираешься ехать на фазенду к своему дяде. Возьми меня с собой!
— Зачем тебе это нужно? — спросил он с досадой. — Ты же не любишь ни деревенскую жизнь, ни лошадей.
— Я люблю тебя, и буду счастлива там, где будешь счастлив ты!
Педру озадаченно хмыкнул и не ответил ничего определенного. Но своего излюбленного «Посмотрим…» он тоже не сказал, и это было едва ли не равносильно согласию. Силвия оживилась, защебетала: