Снег как пепел - страница 18
У Спринга есть его собственные рудники в принадлежащей ему части Кларинских гор. Там жители королевства добывают порох для стрельбы из пушек. Залежи этого пороха есть только в их рудниках и больше нигде. Мы решили, что Спринг затеял войну для расширения своих владений. Однако, победив, Ангра не прибрал к рукам наши рудники. Он просто закрыл их от нас, словно его целью было планомерное разрушение Винтера — кусочек за кусочком, личность за личностью. Он заставил людей смотреть на то, как самое ценное, что есть у Винтера, приходит в упадок и запустение.
Наверное, уничтожив нас всех, Ангра снова откроет рудники. Но пока мы живы, ему гораздо приятнее дразнить нас нашими бесполезными рудниками, изводить, вынуждать ошибаться и попадать в его ловушки. Во всяком случае, так мы говорим друг другу, чтобы война не казалась напрасной.
Я закидываю ягоду в рот и устремляю взгляд на огненные, пепельно-черные горящие угли. От кусочков льда немеют зубы, замороженная ягода холодит язык, но ее прохладная сладость почему-то не доставляет прежнего удовольствия. Я кладу палец на край костровой ямы — подальше от жара — и держу так, пока жгучее тепло не охватывает всю руку. Мой подвиг настолько важен, что ради меня даже жгут уголь, глядя на который я вспоминаю, почему никогда не чувствовала себя настоящей уроженкой Винтера. Я хочу относиться к прошлому с таким же глубоким пониманием, как Генерал, Элисон и все остальные, но не могу. Меня с Винтером связывают лишь истории, рассказанные другими. Я думала, что, приложив руку к спасению королевства, почувствую, что достойна его. Думала, что смогу заполнить пустоту, оставленную недостатком воспоминаний. И сегодня я совершила важное дело. Тогда почему же не ощущаю ни гордости, ни воодушевления?
За моей спиной шуршит полог — еле слышный звук, который можно было бы не заметить за шипением угля и свистом ветра. Мои мышцы напрягаются, на руках шевелятся волоски. Но я не вздрагиваю, не поворачиваюсь, лишь подцепляю вилкой кусочек репы. Мгновением позже чувствую, как к шее прикасаются чьи-то пальцы. По телу проходит дрожь, но вызвана она не холодом прижатых к моей коже мокрых волос.
— Ты убита, — со смехом в голосе сообщает Мэзер.
Когда я только-только начала свое обучение, он вечно подкрадывался ко мне в палатках или на тренировочном дворе, касался моей шеи и тихо бросал эту шутливую угрозу. И сколько бы раз он этого ни вытворял, я каждый раз визжала так, словно сам Ангра подобрался ко мне. Генерал конечно же этого не пресекал, ворча, что мне пора перестать быть рассеянной. Вскинув глаза на Мэзера, я перестаю жевать. С ухмылкой на губах он плюхается на подушки напротив меня.
— Убита? — фыркаю я. — Да я позволила тебе подкрасться ко мне! Что, ударила в голову вся эта блажь «я-будущий-король-Винтера», ваше высочество?
Мэзер кривится.
— Ты всегда говоришь, что позволяешь подкрасться к себе. Так сильно боишься признать, что не настолько хороша, как о тебе думают другие?
Я сглатываю.
— Разве не все боятся того же?
Мэзер опускает взгляд на костровую чашу, в синеве его глаз пульсирует оранжевое свечение.
— Уильям показал мне половинку медальона, — тихо говорит он.
Мои пальцы судорожно сжимают вилку. Я открываю рот, чтобы что-нибудь сказать, но в голову приходят лишь те самые развеивающие иллюзии вопросы, что я ему уже задавала. Вопросы, от ответов на которые наш флер счастья испаряется, точно капли воды на горячих углях. Поэтому я молчу, и в наступившей тишине Мэзер поднимает на меня глаза.
— Странно думать о том, что в последний раз винтерианцы видели этот медальон на шее моей матери. — Уголки его губ изогнуты, взгляд направлен куда-то вдаль — в полотно, сотканное из чужих воспоминаний, которыми с ним тоже делились остальные: о его матери, королеве Ханне Динам; о том, как Ангра вступил в дженьюрианский дворец, убил ее и разломал накопитель надвое. Узнаю этот взгляд. Точно такое же разочарование отражается на лице Мэзера, когда он не попадает в цель на тренировке, когда Генерал побеждает его в спарринге или когда я спрашиваю его, на что бы он использовал магию, если бы мог, — разочарование в себе самом, в своей неспособности сделать то, что нужно, даже если он сам в этом не виноват. Мэзер проводит по лицу ладонью, и вот на нем снова непроницаемая маска и искренние эмоции спрятаны за улыбкой.