Снег на Рождество - страница 4

— Знаю я! — говорил в таких случаях Никифоров. — Видел я раз такого гуся!

— Сам ты гусь, — отмахивалась Нинка и посылала его, к удивлению всех, за мороженым.

Тот, засопев, нежно говорил ей что-то на ухо и уходил. Затем вновь приходил. И к удивлению всех, вручал Нинке мороженое, да не одно, а два. И тут, как говорится, пушки палить переставали. Наступала тишина.

— Надо же, эскимо! — с восхищением восклицал кто-то. Потом слышно было аккуратное чмоканье — это галантно и добросовестно целовал Нинкины ручки прокурор. Затянутый офицерским времен гражданской войны ремнем, в каракулевой папахе, он стоял на коленях на брошенном у ее ног овчинном полушубке и декламировал.

— Да здравствует любовь! — и, сложив на груди руки, добавлял: — Сэле франсэ, франсэ сэле…

Люди, удивленные такой многозначительной иностранщиной, вытягивались в струнку.

— Князь! — восклицал кто-то.

— Нет, похоже, граф, — поправляла баба Клара, восхищенная поступком прокурора.

— А ты меня не боишься? — спрашивала загадочно Нинка у Никифорова, шагая после с ним рядом.

— Нет… нет… — встряхнув головой, молодцевато отвечал Никифоров и подпрыгивал.

— Умница ты моя! — хвалила его Нинка и, взяв его за руки, начинала кружиться с ним, счастливо смеясь…

Поликлиника, где я работал, находилась на улице Мира. Начавшись от станции, эта улица чуть сужалась у крохотной будочки сапожника, а затем, расширившись за бетонным мостиком, шла строго прямо мимо нашей поликлиники, заканчиваясь в жиденьком предкарьерном лесе. Чистили ее тоже ой как плохо, но все же нам везло. Почти у самого предкарьерного леса жил тракторист Ваня, парень молодой, только что отслуживший армию, только что женившийся и только что начавший растить двух гавриков, так он называл своих двойняшек. Стирки в его доме было невпроворот… Для стирки нужен был газ… Районные газовщики народ балованный, по сугробам газ не повезут, да и что говорить, они в нашем снегу так застрянут, что их из сугробов не вытащить, покуда газовые баллоны из машины не повыбрасываешь, а это, сами понимаете, по технике безопасности бесплатно не делается. Раз Ване был нужен газ, то он один и следил за дорогой. Плохо ли, хорошо ли, но следить следил, и машины по ней ездили день и ночь. Иногда он чистил и соседние улицы, но за чистку с каждой улицы брал червонец.

— Да пошли бы вы все в баню… — отвечал он, когда его стыдили за то, что он обирал. — Я после армии… у меня двое гавриков… мне деньги во как нужны. А заодно я вас учу… К концу зимы вы Преда с койки да на помойку.

Очередник, дающий деньги, распалялся от злости. А Ваня, спрятав десятку, приседал от смеха: «Ничего, мои милые, ничего, зима только начинается».

— Ну? Ну? — кипел Никифоров и поплевывал на руки.

А Ваня тут же ему:

— Не плюй, руки отвалятся.

Неприятны были эти шутки Никифорову.

— Ну-у-у, чер-р-рт, ну-у, — бесился он и грозил кому-то ореховой тростью. — Он Пред коммунхоза… Я все равно. Все равно его привлеку.

— Да при чем здесь ваш коммунхозник? — спокойно рассуждал Ваня. — Назначат меня, и я тоже буду командовать коммунхозом, — и гордо добавлял: — Ну как же глупо вы все рассуждаете. Тьфу на вас. Человек он или нет, этот Пред, вот что главное, и, конечно, есть ли у него совесть. Вот я, например, не начальник, а совесть у меня есть, ведь я вам вместо того, чтобы заводской план выполнять, только и чищу дороги. Поняли?

И Ваня, сощурив свои узкие с хитрецой глазенки, вдруг затихал и затем, быстро прижавшись к колесу трактора, сквозь тельняшку массировал сердце.

— Что с тобой, Ваня?

— Сердце.

— Парит?

— Еще бы… от такой кипы снега… и до Нового года не протянешь… окочуришься… к чертовой матери…

— Жалко парня, молодой, у него двое гавриков. Умрет, кормить некому.

— Жалеть нечего, — продолжая массировать сердце, говорил Ваня. — Платить надо, а то у вас этот несчастный червонец зубами вырывать приходится. Рано совесть вы все потеряли, забыли небось, что совесть всю жизнь надо иметь.

Никифоров, открыв от изумления рот, молча слушал Ванину речь. Лицо его, птичье, остроносое, очень узкое, с впалыми щеками, бледное от волнения, точно было продолжением тонкой шеи.