Снежная королева - страница 37

Она достигла оргазма от одних только ласк. Пусть предельно интимных, но все же… Такого с ней не было еще никогда.

Николас встал на колени, провел языком по ее животу, потом по бедрам, потом уже там, где она исходила соком желания и блаженства, где только что он ласкал ее рукой.

— Николас, нет…

Но он не слушал ее. Он продолжал.

Впрочем, Джессика и сама не хотела, чтобы Николас останавливался. Если бы он сейчас остановился, она, наверное, умерла бы в муках неутоленной жажды. Николас упивался ее запахом и вкусом. Он пил ее соки, как пьют восхитительное вино, в котором пьяная сладость мешается с терпкой горчинкой. Джессике казалось, что она сходит с ума. Но даже тогда, когда она во второй раз достигла высот блаженства, Николас не дал ей отдохнуть. Он целовал ее всю: живот, ноги, грудь, шею, плечи.

Потом опять он целовал ее в губы, и Джессика почувствовала свой вкус у него на губах. Такого она не испытывала еще никогда. С одной стороны, она как бы забыла себя и полностью покорилась воле Николаса, а с другой — властвовала над ним, подчиняя его себе. Она и не заметила, как они оказались на кровати. Джессика вся трепетала от возбуждения. Она еще никогда не хотела мужчину так сильно и так исступленно и готова была умолять его, чтобы он взял ее. Скорее, пока она не сошла с ума.

Но его и не требовалось умолять. Он уже тоже дошел до предела. Еще секунда, и их тела, слитые воедино, забылись в извечном ритме любовного действа. Сначала Николас старался вести себя осторожно. Но Джессика сама подалась ему навстречу, желая принять его в себя всего. Джессика думала, что лучше уже не бывает. Но оказалось, бывает. Этот мужчина умел возбудить ее выше всяких пределов. Ее желание превратилось в неутолимый голод, в лихорадочную дрожь, сотрясающую все ее существо. Конечно, она и раньше испытывала оргазм. Но то, что творилось с ней теперь, было гораздо сильнее, пронзительнее, сокровеннее.

Кажется, она кричала, но это было как будто в другом измерении. Потом Джессика долго лежала в сладостном изнеможении, не в силах пошевелиться. Взрыв неистовой страсти опустошил ее.

Она провела рукой по спине Николаса и почувствовала, как он на мгновение напрягся, и внутри у нее шевельнулась его плоть, вновь наливающаяся желанием. Они так и лежали, не желая разъединяться.

— Тебе не тяжело? — прошептал Николас.

— Мне хорошо.

Ей не хотелось его отпускать. Было приятно чувствовать вес его горячего тела, вдыхать его запах…

Николас пристально смотрел на Джессику.

Да, ей действительно было хорошо. Это было видно по ее раскрасневшимся щекам, по приоткрытым губам, слегка распухшим от поцелуев, по взгляду, подернутому томной дымкой. Господи, эта женщина возбуждала его так, как не возбуждала никакая другая. Она сводила его с ума. Ему хотелось обладать ею снова и снова. Прямо сейчас.

Но не сразу!.. Сейчас, когда утолен первый неистовый голод, можно и поиграть. Подразнить себя и ее.

Николас взял Джессику за плечи и перевернулся на спину, увлекая ее за собой, так что теперь уже она лежала сверху. Он запустил руки ей в волосы и вытащил все шпильки, что держали прическу. Волосы рыжеватой волной рассыпались по плечам.

— Тебе так лучше, — прошептал Николас, не сводя восхищенного взгляда с Джессики.

Он провел пальцем ей по губам.

Она игриво прикусила его палец — не слишком сильно, но все же достаточно, чтобы он слегка поморщился от боли. Держа его палец в зубах, она провела по его кончику языком, а потом отпустила.

Значит, она не такая уж и робкая, подумал Николас.

Джессика вдруг поняла, что ей нравится быть наверху. В такой позиции было что-то донельзя сексуальное. Теперь уже она была хозяйкой положения и начала тихонько раскачиваться, не отрывая испытующего взгляда от его лица.

Глаза Николаса потемнели от удовольствия. На его верхней губе заблестели бисеринки пота. Джессика наклонилась и слизнула их языком. Он положил руки ей на грудь и принялся ласкать пальцами ее набухшие соски. У нее была восхитительная грудь, высокая, упругая, а кожа, словно нежнейший шелк.

Николас чуть приподнялся и обхватил губами ее острый сосок. Джессика застонала от удовольствия.