Снова с тобой - страница 41
– Мне следовало заранее договориться о приеме, – виновато произнесла она, взбираясь на смотровой стол. – Но поскольку я все равно направлялась к вам, я…
Она умолкла и поморщилась: врач расстегнул ее сандалию и осторожно ощупал щиколотку. Хэнк сидел на низком табурете, склонившись над ногой Ноэль, а она смотрела на его шею – бледную ниже линии загара, под оттопыренным воротником светло-голубой рубашки. Она заметила, что врачу давно следовало бы подстричься; отросшие пряди волос, образующие треугольник на затылке, придавали ему беспомощный вид.
Когда он поднял голову, его глаза задорно поблескивали.
– Какую новость вы хотите услышать первой – хорошую или плохую?
– Если плохая новость – перелом, это еще не самое страшное событие сегодняшнего дня, – мрачно заверила его Ноэль.
Хэнк не стал вдаваться в подробности.
– Тогда начнем с самого хорошего. На всякий случай я мог бы сделать рентген, но я на девяносто девять процентов убежден, что у вас просто сильное растяжение. – Его улыбка стала шире. – А плохая новость такова: то, обо что вы ударились ногой, вряд ли удастся починить.
Вспоминая отвратительную сцену возле дома Роберта, Ноэль ощутила тошноту. Но Хэнк улыбался так сочувственно, что она невольно ответила ему грустной улыбкой.
– Это была дверь, – призналась она. – К сожалению, она осталась целой.
– Тому, кто прятался за дверью, повезло.
Ноэль нахмурилась.
– А я не знала, что вы разбираетесь в психиатрии.
– Это была всего лишь подсказка интуиции.
Ноэль вдруг с беспокойством осознала, что она выглядит плачевно. Торопясь к врачу, она успела только пригладить волосы и ополоснуть заплаканное лицо. Неужели Хэнк уже пришел к выводу, что она неуравновешенная, истеричная особа, способная пинать дверь? «Пациентка, тридцатилетняя белая женщина, перенесла приступ истерии, вероятно, вызванный употреблением алкоголя или наркотиков…»
Но к счастью, она ошиблась: Хэнк смотрел на нее с неподдельным интересом, даже с оттенком восхищения. Приободрившись, она призналась:
– За дверью стоял мой муж. Мы с ним разводимся.
– Насколько я понимаю, отнюдь не мирно.
– Вы имеете в виду вот это? – Она подняла поврежденную ногу. – От мужа мне ничего не нужно. Дело обстоит совсем иначе. – Она прерывисто вздохнула. – Это долгая история.
– Развод – серьезное испытание. Кажется, у вас есть дочь? Простите… я понимаю, каково вам сейчас. – Хэнк сочувственно нахмурился, осторожно стаскивая с ее ноги сандалию. – Как она отнеслась к вашему решению?
Ноэль медлила, не зная, стоит ли быть откровенной с ним.
– Пока еще рано судить. Ей всего пять лет.
– За время резидентуры [3] я повидал немало детей такого возраста. – Он говорил мягко, явно понимая, как Ноэль нуждается в утешении. – Меня всегда поражала их выносливость.
Воспользовавшись случаем, Ноэль спросила:
– Где вы проходили резидентуру?
– В Колумбийской пресвитерианской больнице. Ноэль изумилась: такая престижная клиника! Не задумываясь, она выпалила:
– Простите за любопытство, но как вы в конце концов очутились в Бернс-Лейк?
Она тут же пожалела о сказанном. Вопрос прозвучал грубо, и, кроме того, судьба врача ее не касалась.
Кажется, Хэнк ничуть не обиделся. Он улыбнулся, словно человек, привыкший к подобным вопросам. Вблизи Ноэль разглядела, что глаза у него не карие, а ореховые, точнее – цвета крепкого чая. В свете мощной флюоресцентной лампы его густые ресницы отбрасывали легкую тень на слегка присыпанные веснушками скулы. Должно быть, он часто бывал на свежем воздухе, и Ноэль вдруг задумалась, как предпочитает проводить свободное время семейный врач, которому некогда даже подстричься. Ловит рыбу? Нет, он не похож на любителя рыбалки. Скорее занимается бегом.
«Да, он в отличной спортивной форме». Мысли Ноэль приняли неожиданное направление, и она покраснела.
– Лучший способ ответить – спросить, как я вообще очутился на Парк-авеню. – Хэнк невесело засмеялся. – Я провел там девять неплохих лет, но чувствовал себя не в своей тарелке. Я вырос в маленьком городке в Канзасе, который всеми силами стремился покинуть. И вот теперь я вернулся к тому, с чего начал. Обычная история, правда?