Сновидческие традиции ирокезов. Понимание тайных желаний души - страница 13
Я не успел углубиться в исполнение этого плана. Мы решили провести зимние праздники со старыми друзьями в Канкуне, который интересовал меня не столько своей курортной красотой, с загаром и непременным бокалом ледяной «Маргариты», сколько близостью к наследию майя. В другой стране я оказался в первом из больших сновидений, которые в конце концов привели меня к ирокезской истории.
Подо мной тень, она скользит по девственному пейзажу, большую часть которого составляет вода. Я спускаюсь на поляну посреди густого леса. Я то теряю из виду, то снова нахожу первобытного человека, одетого в шкуры. Картина меняется, и я оказываюсь в греческом амфитеатре. Я вхожу и выхожу из сознаний и тел множества людей, проходя век за веком. Вот я в теле сального широкоплечего мужчины в колониальной одежде. Иногда он надевает форму английского генерала или богатого землевладельца, в другое время носит шкуры и ракушки, как это принято у индейцев.
Я проснулся после этой сцены, и одна фраза крутилась у меня в голове:
Я из тех, кто сотрясает миры.
Звучащие слова повисли в воздухе. Я сощурился от яркого солнечного света, падавшего через окно в комнату отеля, пытаясь вспомнить подробности сна и осмыслить его. Сон привел меня к неким древним событиям, происходившим на протяжении многих веков во многих местах и в разной обстановке. Я чувствовал, что все сцены были связаны и что слова, повторявшиеся в пространстве, относились к тому, что было центром этих событий.
Когда я вернулся в Соединенные Штаты, то подтвердил свои предположения о том, кем был мужчина в колониальной одежде. Вскоре после того, как я покинул Канкун, я увидел в историческом отделе букинистического магазина в Олбани толстую книгу в синей обложке. Открыв ее на случайной странице, я был поражен тем, насколько знакомым мне оказался этот голос из XVIII века, который говорил со мной со страниц книги о совете с ирокезами. Посмотрев па обложку, я выяснил, что держал в руках том «Записки сэра Уильяма Джонсона». Я ничего не слышал о Джонсоне прежде, но любопытство заставило меня купить книгу.
Когда я увидел портреты Джонсона, я уверился в том, что именно он — мужчина из моего сна, который был одновременно мной и не мной.
После того как я прочитал его записки, а затем ознакомился с несколькими вариантами его биографии, я узнал, что Уильям Джонсон (1715–1774) был героем первой границы, он правил страной могавков как король племени, делил свою жизнь и постель с могавками, овладел их языком и обычаями. Джонсон узнал их, пожалуй, лучше, чем любой другой белый мужчина за всю историю Америки. Он принимал решения от имени короля и стал вождем могавков, его влияние на ирокезов стало важнейшим фактором в победе Англии над Францией в так называемой войне французов с индейцами, которая открыла путь американской революции, лишив колонистов необходимости иметь одну европейскую армию для защиты от другой. Он повел силы индейских воинов к победе над профессиональной французской армией, которую возглавлял один из самых опытных генералов битвы на озере Джордж в 1755 году.
Политическая история оказалась интересной, но самое удивительное — этот мужчина и его жизнь. Он был отцом более чем сотни детей от бесчисленных «временных» жен. Единственной женщиной, у которой почти получилось «приручить» его, была индианка, известная под именем Молли Брант, мы еще вернемся к ней в третьей части. Широта и великодушие личности Джонсона напоминают величие королей Ирландии. А желание приблизиться к коренным жителям, погрузиться в культуру американских индейцев являлось его собственным помыслом. Затем, сообщает Бугенвиль, Джонсон «ускакал вместе со своим отрядом, члены которого полностью повторяли его действия. Где Гомер, который смог бы описать подобную сцену?»[3].
Этот яркий сюжет вполне подходил для романа. Однако в ходе своих первоначальных исследований я не нашел объяснения мощному отзвуку моего сна, чувству вневременной драмы, не ограничивающейся рамками истории Джонсона или моей собственной. Я должен был угнать то, что не было описано в исторических книгах. Были мои личные вопросы. Почему во сне я не мог различить, где Джонсон, а где я? Почему он вообще мне снился?