Сны Анастасии - страница 48

Потом он повернулся к почтенной компании и увидел сначала мирно похрапывающего в углу Витьку, а потом трех подвыпивших юных леди, которые показались ему все на одно кукольное лицо.

— Которая?

— Вот эта. — Юра указал дрожащей правой рукой в сторону жгучей брюнетки. Это движение было очень похоже на жест работорговца.

— Ну что, пошли? — Гурий немигающим взглядом уставился на девицу.

Она смотрела на Гурия с явным недоумением.

— Идем, говорю! — сказал он требовательно.

Не дождавшись ответа, взял девицу за руку и при полном одобрительном молчании остальных присутствующих перетащил ее из левой комнаты в свою. При этом он не забыл повернуть в замке ключ, вытащить его и сунуть в карман пиджака. Опорожненный граненый стакан без закуски и уже недельный предстипендионный пост, несомненно, оказывали некоторое воздействие на сознание.

— Давай, что ли? — прямо предложил Гурий девице.

Соблюдая правила игры, та замялась:

— Нет, нет… Что ты… Ну как же…

Гурий подошел к окну и взглянул на урбанистический пейзаж. Вид недостроенной Останкинской телебашни, очевидно, вселил в него чувство мужской уверенности.

— Или будешь, или я ухожу. — С этими словами он растворил окно, и в комнату ворвались предвечерние запахи еще клейкой первой зелени.

— Ах, — только и сообразила сказать будущая актриса.

Это „ах“ прозвучало так театрально, что поэт вынужден был влезть на подоконник и повторить свое предложение:

— Ну так что? Да?

— Нет, нет… — жеманно залепетала гостья.

И, вдохновленный чувством несбывшейся любви, Гурий, как птица, выпорхнул в окно шестого этажа.

Потом он рассказывал друзьям, как, пролетая мимо вроде бы третьего этажа, зацепился ногой за водосточную трубу и ненадолго задержался, и что старые липы, кажется, на каком-то участке пути замедлили скорость приближения к покрытой асфальтным струпом земле.

Так или иначе, но ускорение свободного падения, как известно, величина постоянная. А желанная свобода практически всегда упирается в некий предел. Гурий упал на железную решетку, одну из тех, которыми покрывают глухие, как окопы, углубления, куда выходят подвальные окна.

В левой комнате, несмотря на угар от водки и страстей, все же расслышали странные звуки, доносившиеся извне здания.

Юрик и Коля, увидев распахнутые в мир створки окна, которые бились на весеннем ветру, как крылья пойманной бабочки, почуяв неладное, выскочили в коридор.

На двери „логова“ Гурия записка „Не беспокоить“ так и не появилась, поэтому приятели начали стучать. Сначала интеллигентно, потом по-студенчески и, наконец, неистово, как стучали бы сотрудники гестапо или НКВД.

С той стороны послышался слабый встречный стук и столь же слабый нежный голосок:

— Заперто!

Приятели поднатужились и выбили дверь. Вольный сквозняк пробежал от окна до входа, не встретив преград на своем пути.

Сопротивляясь воздушному потоку, друзья вошли в обитель и увидели, что жгучая брюнетка сидит на кровати в дальнем углу комнаты, охваченная необъяснимым оцепенением.

— Вика, а где Гурий?

— Он вышел, — томно, нараспев произнесла мхатовка.

— Как вышел? Куда?

— Он что же, запер тебя? — наперебой расспрашивали ребята.

— Он вышел туда. — Театральным жестом Виктория указала в сторону окна.

— Как же — туда? — заорал Юрик. — Это же окно! Ты понимаешь? Окно!!!

Ребята подбежали к роковому подоконнику и увидели внизу распятое на железной решетке неподвижное тело. Коля тут же бросился вызывать „скорую“. Вика подошла к окну, по всем правилам актерского искусства взглянула вниз и, выдержав паузу, достойную Джулии Лэмберт, произнесла:

— Ах, какой он далекий.

Как выяснилось при „разборе полета“, Гурий остался не только жив, но и относительно здоров. Головокружение „без успеха“ вызвало сотрясение мозга, а удар о решетку, как ни странно, — воспаление аппендикса. В институте им. Склифосовского в палату чудесно спасшегося поэта преподаватели табунами водили студентов, по пути читая им лекции, похожие на проповеди. А какой-то доцентишка, долгие годы готовившийся к решающему рывку в своей жизни и в науке, описание этого странного случая смог раздуть до размеров целой докторской диссертации. Но слегка верующий Гурий остался уверен, что „то был перст судьбы“.