Сны Анастасии - страница 58

Но на чем же она летит, эта самая Маргарита, если в доме умудрилась сгореть даже швабра? Ведьма летит на огромном черном коте, материализовавшемся из клубов дыма, которые вырвались из окон „хрущевки“ на пятом этаже.

Она хохочет, произносит своеобразные комплименты: „Хороша квартира у тебя“. И вихри, ветры, сквозняки, вдоволь наигравшись-натешившись ее шикарными рыжими волосами, срываются с небес, крутятся у ног, стремясь наслать порчу.

Рукописи горят…

Падая, Настя ушиблась головой об угол комода. И, слава Богу, что „испытанные“ огнем древесно-стружечные плиты развалились. Она лежала в месиве из углей и белой пены и вдыхала отвратительный запах нашатырного спирта.

— Ну вот, слава Богу. — Чернявый парень улыбался, обнаруживая сходство с кем-то, похожим на Воланда.

На пепелище появились новые действующие лица: участковый — Настя знала его в лицо — и еще кто-то в штатском. Очевидно, они сразу оценили ее состояние и решили не обращаться с вопросами. Для начала они просто ходили по „пещере“, словно искали искру, от которой возгорелось пламя. Так продолжалось минут пятнадцать. Настя наблюдала эти хождения от стены к стене среди обугленных обломков, и они казались ей лишенными всяческого смысла.

А чернявому пожарному, видимо, надоело держать фонарик, освещая детективам „делянку“.

Электричество не действовало не только потому, что лампочки разлетелись на мелкие кусочки, но и оттого, что где-то, возможно, возникло короткое замыкание.

— Ребята, вы долго еще собираетесь тыкаться в темноте? — спросил чернявый с плохо скрываемым раздражением в голосе.

— Уходим уже, приятель. Завтра придем: проверить кое-что надо, — успокоил его участковый, а потом обратился к Насте: — И с вами, хозяйка, завтра побеседуем. Где мне вас найти?

Все еще находясь в состоянии легкой невменяемости, она назвала адрес:

— Добролюбова, десять дробь одиннадцать. Общежитие Литинститута…

А пока участковый записывал цифры и дроби в блокнот, успела подумать: „Почему я назвала именно этот адрес?“

— И что же, есть подозрения? — спросил пожарный у участкового.

— Есть. И у меня, и у следователя, — ответил тот. — Понимаешь, загорелась хата не от телевизора, не от утюга и не от газа… Нужно разобраться.

Следователь, казалось, соблюдал обет молчания и в разговор не вступал.

Но Настя поняла, что в полном соответствии с ныне здравствующей русской литературой этот сюжет дрейфует от распутинского „Пожара“ к астафьевскому „Печальному детективу“.

Она вышла из пожарной машины в перепачканной шубе, с нелепым пакетом с еще более нелепыми итальянскими туфлями и вошла в общежитие.

Вахтерша удивилась Настиному виду» но в этих стенах было не принято слишком сильно удивляться чему бы то ни было. Она проверила липовый пропуск, который, к счастью, оказался в сумке фирмы „Дэниел Рей“ и осталась удовлетворена.

Потом Настя вошла в лифт и механически нажала кнопку с цифрой „7“.

Сомнамбулической походкой она вышла на площадку седьмого этажа и увидела, что в двух шагах от нее пытается куда-то дозвониться по телефону-автомату поэт Ростислав Коробов. Собственной персоной.

— Настя?! — Трубка выпала у него из рук и повисла, распространяя короткие противные гудки.

— Да, это я. — С такой интонацией отвечают, наверное, только призраки.

Он опешил, поскольку не привык общаться с пришельцами из иных миров. Потом задал нелепый вопрос, в данном случае попав в самую точку:

— Откуда ты?

— У меня сгорел дом, Слава… Мне некуда больше…

Не договорив, Настя захлебнулась слезами и стала медленно оседать на пол.

Она не почувствовала, как Ростислав подхватил ее на руки и, словно Королевич Елисей Мертвую Царевну, понес в свою комнату.

Когда Настя очнулась, то увидела, что лежит на диване, укрытая теплым клетчатым пледом. Под головой она почувствовала не слишком мягкую — общежитскую, но все же подушку. Почему-то вспомнилось, как однажды в хозмаге наблюдала целую груду таких подушек, к уголку каждой из которых была пристрочена этикетка, где значилось: „Подушка перовая“. Еще тогда она подумала, что в этом эпитете следует заменить первую букву на „х“. Теперь Настя убедилась, что была права.