Со свастикой и без… - страница 15

Гамбург, 1978 год. Пивная на окраине города. Распахивается дверь. Трое молодых людей с шумом вваливаются в пивную. Они одеты во все черное, перетянуты портупеями, какие носили в войсковых частях СС.

— Хайль Гитлер! — вскидывают вверх руки вошедшие. Пивная дружно откликается: «Хайль Гитлер!»

Молодые люди, которые приветствовали друг друга подобным образом, — члены неонацистской банды «фронт действий национал–социалистов» (АНС). Выходки этой фашистской группы вызвали беспокойство общественности. Власти и полиция о группе знали, но ничего не делали, чтобы пресечь ее деятельность. Точно так же они поступали и в отношении 20 других неонацистских организаций Гамбурга.

«У меня, — пишет Юрген Помории, — была возможность приглядеться к главарю АНС Михаэлю Кюнену. Он вынужден был оставить свою службу лейтенанта в гамбургской высшей школе бундесвера после «символического сожжения евреев», которое учинили несколько офицеров. Разразился скандал. Дело дошло до министра обороны. Тогда же у Кюнена были найдены фашистские плакаты. Бундесвер отчислил его — быстро и тихо.

Теперь Кюнен призывает всех к дисциплине:

— Мы должны сбором подписей нанести удар. Наши сторонники у нас и за рубежом смотрят на нас. Мы не должны осрамиться.

В ответ — голоса:

— Я уже собрал 20 подписей.

— Я — девять.

— Ну, а ты? — Кюнен смеется, глядя на меня.

— У меня нет листа для сбора подписей.

— Бери, — и протягивает мне бланк гамбургской комиссии по проведению выборов».

(Поясняю, что это за бланки. Чтобы та или иная организация могла быть занесена в избирательные списки, за нее прежде должно поручиться определенное количество граждан. Своих поручителей искал и АНС. — В. И.)

Так впервые в истории ФРГ в избирательные списки должна была попасть организация, которая по закону запрещена, поскольку является наследницей гитлеровской партии, но нелегально существует и действует. Члены АНС подбрасывали в дома антифашистов письма с угрозами, оскверняли могильные надгробия, печатали фашистские памфлеты. Авантюризм и ложно понятое чувство товарищества, недостаток политического сознания привели к Кюнену и его сообщникам немало молодых людей.

А вот выдержка из «Дер штурм» — «боевого листка» этих гамбургских неонацистов: «В нашей организации может проявить себя каждая арийка. Наши усилия — для великого немецкого рейха. Мы требуем от девушек безоговорочной готовности достичь той мировоззренческой и нравственной зрелости, какой достиг наш фюрер Адольф Гитлер».

За откровенно фашистскую деятельность Клонен и его ближайшие помощники были арестованы. А дальше был суд. Приговор, однако, судьи объявить не торопились, хотя сам факт судебного процесса в условиях ФРГ стал сенсацией: впервые на скамье подсудимых оказались неонацисты.

Видя необычайную медлительность представителей юстиции, ультраправые не преминули использовать зал суда для проповеди своих идей. Адвокаты подсудимых заявляли, что Германия якобы «расцвела» в период правления Гитлера, что приговоры Нюрнбергского процесса — «преступления юстиции». Подписание московского Договора между СССР и ФРГ они называли «предательством страны». Если так вели себя юристы, то что говорить о свидетелях, многие из которых приходили на судебные заседания в униформе эсэсовцев?!

Вот как описывает Вольфганг Бартельс в журнале «Штерн» атмосферу в зале суда: «Михаэль Кюнен безнаказанно заявил о своей принадлежности к «революционному национал–социализму», который, к сожалению, «не вдолбишь без жертв». А публика и защитники веселились, когда зачитывался текст найденной у Кюнена освенцимской песенки… Председатель суда Гельмут Мошюринг и его коллеги отнеслись к этому даже с пониманием.

И уж совсем скандальным стал процесс, когда слово взяли защитники. Так, бывший депутат от НДП Петер Штекихт потребовал, чтобы одного из судей отстранили за пристрастность, как члена СДПГ, так как, по его словам, во главе этой партии находятся «бывшие агенты Москвы и предатели родины Венер и Брандт». Защитник Кюнена Герман Вомельсдорф спокойно утверждал, что нацистский лозунг «Германия, пробудись!» служил взаимопониманию между народами. Вомельсдорф, для которого демократия — «спорное понятие», потребовал снять из обвинительного заключения пункт, где говорилось о посягательствах на Берлинскую стену (граница между ГДР и Западным Берлином. —