Вскоре мы оказались среди прохожих и вновь я отметил то, что ни одного незнакомца не было рядом. Только те, кого я когда-то уже встречал и помнил и все они с улыбкой смотрели на меня. Подобный взгляд свойственен матери, любующейся на свое дитя. Однако, к своему ужасу я обнаружил, что на самом деле их взоры были направлены не на меня, а на уже истошно лающего и буквально визжащего Томми. Внезапно раздался какой-то знакомый мотив. Такой родной и домашний, но было в нем нечто жуткое, словно человек играл его на старом и очень расстроенном пианино. Слова из записки, буквально пронзили мой мозг, и я понесся что есть дури из парка. Раздался громкий лай и рычание, я ощущал себя как кролик, за которым гналась стая охотничьих собак, стоило мне обернуться и перед моим глазами предстала толпа людей, которые неестественно улыбались, нет, скалились. Это точно были своеобразные искаженные оскалы. Пребывая в первобытном ужасе, я начал молиться, чтобы они не догнали нас. Мои ноги заныли от боли, так уж вышло что люди подобные мне не отличались физической силой и их делом жизни был умственный труд. Я начал проклинать себя за то, что порой пропускал зарядки и молился всем богам, которых только мог вспомнить. Мелодия Собачьего вальса достигла своей кульминации и игравший ее словно решил ускориться. Буквально на последних нотах мы с Томми выпрыгнули за ворота, а лай и музыка резко стихли.
Я обернулся и за открытыми воротами парка никого не было, только перед ними сидели мы с псом в какой-то луже, а прохожие с непониманием смотрели на нас. На следующий день я пошел к местному терапевту, чтобы понять не болен ли я и что вообще со мной происходит. Он сообщил мне, что подобное вызвано сильнейшим переутомлением и переработкой. Получив больничный на пару недель и препараты, я уволился с работы и решил переехать в другое место. Ведь, я прекрасно понял, что все это было настоящим, глядя как врач принюхивался и странно посматривал на меня, когда я сообщил об отросшей собачьей шерсти на моих ногах.