Собачья площадка - страница 21
Плюнул подполковник и пошел на пустырь.
— Альберт!.. Альберт!.. Альба!..
На пустыре, как всегда в марте, было грязно, зябко и неуютно. Ни один идиот не прогуливал собак. Больше того, никто из «классиков» не вынес мусор.
Откуда-то тянуло запахом какао. Бубнов собрал все свое самолюбие в кулак и пошел на запах. В канаве сидел бомж. Людей, которые в жизни ничего не смогли сделать и оказались на улице, подполковник не любил. Больше того, никогда не подавал нищим, считая, что, если уж ты родился в СТРАНЕ СОВЕТОВ, соответствуй.
Никогда в жизни у подполковника внутренних войск не было такого чувства, что его надули. Он всегда знал, что командир встает с женщины в шесть утра. Следовательно, заместитель должен вставать на половину часа раньше. И никак иначе. Иначе разрушится вся армейская жизнь. А тут сидит человек и варит на костерке какао.
Пустырь.
Собака пропала.
А он варит.
— Собаку мою не видал?
— Какая из себя? — вопросом на вопрос ответил бомж.
— Брось придуриваться, меня здесь все знают. И шпица моего не хуже.
— Шпица вчера видел. Сегодня нет. Садись. В ногах правды нет.
— А пожалуй, и сяду. Намотался. Сам-то откуда?
— Долгая история. А тебе правда интересно?
— Время есть.
— Раз есть, тогда слушай. Только я издаля начну. Ты «Короля Лира» читал?
— Не довелось.
— Тогда вдвойне интересней. У одного мужика было три дочери и одно королевство. Он взял свое королевство и поделил на три части. И роздал.
— Дочери — это хорошо. Сыновья тоже, но они, мне кажется, как жильцы потом живут. Пока нуждаются в мамкиной сиське и папкиной защите, ещё ничего. Забавные. А потом… Квартиросъемщики на полном пансионе.
— В том-то и вопрос. Вздумал этот Лир жить у всех по очереди. Пенсия… А зачем он им старый да дряхлый и без королевства? Усек?
— Ладно. Понял тебя правильно. Только что ты за королевство имел, чтобы из-за него такая перетурбация совершилась. Зовут-то как?
— А я уж и не помню. Здесь все Евсеем, а раньше… Владимиром Евсеевичем.
Бомж пошевелил губами, как бы пробуя имя на вкус.
— И был я главным инженером горно-обогатительного комбината. У меня машина черная была. Квартира. Жена, дочери и любовница. К ней потом и ушел.
— Как же ты всего лишился?
— Рак у меня двенадцать лет назад обнаружили. Ну, я и отписал все второй своей.
— А рак?
— Не иначе в МВД служил или в «конторе». Одни вопросы. Медики наши долбаные анализы перепутали. Мало один раз, в столицу поехал, и там бардак. Потом один дотошный аспирант, он на мне практиковался, докопался-таки. Не рак. Год я по больницам потерял. Вернулся домой, а мне — вот бог, а вот порог. Она себе помоложе завела. Пустился во все тяжкие. Деньги были. Мы ни в горе, ни в радости пить не умеем. В какой-то компашке дали мне по голове пузырем, очнулся — ни денег, ни документов и не помню ничего. Ни кто я, ни что я.
— Амнезия.
— Врачи сказали, что память вернется, но не сразу.
— Вернулась же.
— Я из больницы сбежал. Думал, похожу по городу, вспомню, может, чего. Оказывается, в другой город меня занесло, за двести кэмэ. Вот и не узнал. Четыре года ходил, как человек Никто. Со справкой. И покатилось все под откос. Страна развалилась. Теперь мои бывшие в другом государстве.
— Писать надо было.
— Кому, мил-человек? Я за эти годы так изменился, родная мать не узнает от такой жизни. Ты думаешь, мне лет семьдесят? А я моложе тебя.
— М-да… Что ж с собакой делать? Ума не приложу.
Евсея не удивила странная реакция подполковника на рассказ. Он уже привык к тому, что люди стали черствее, а к таким, как он, и вовсе.
Впервые из головной мешанины Владимир Евсеевич вычленил для себя собственную историю. Да как ловко вычленил!..
— Пес-то хоть ничего?
— Характер, я тебе скажу, ещё тот.
— Да слыхал я, как вы на прогулке лаетесь.
— Веришь — нет, я ж офицеров гнул-ломал-воспитывал, а этот ну никак. Неподдающийся.
— Характер. Ты походи.
— Похожу. Как тут выбираться?
— В соседнем отсеке лестницу приспособили, но осторожней, не закреплена.
Подполковник пошел, куда указали. Он тоже мог кое-что порассказать, но делиться с бомжом, даже такой удивительной судьбы, не хотел. В их военной среде не положено сопли распускать.