Собака Раппопорта - страница 4

стр.

– Нас переживет! – задорно бросил Мише Кумаронов, проходивший мимо процедурной, и тот взглянул на новенького исподлобья, словно примериваясь.


4


День выдался не операционный, и можно было запросто попить чаю.

Приходящий психиатр, усатый и уютный доктор Иван Павлович Ватников, заглянувший на огонек, объяснял гастроэнтерологу Клавдии Семеновне Раззявиной основы и логику параноидального бреда.

– Вот вы тут ложечку положили, – вкрадчиво поучал он Клавдию Семеновну. – Зачем?

Раззявина, сильно похожая на сытую утку, разволновалась и поерзала на стуле, которого ей было мало; она охватывала, обволакивала этот стул седалищем, как будто готовилась принять его внутрь. Стул медленно нагревался.

– Ложечку? – переспросила она в смятении. – Ну, ложечка… лежит и лежит, сахар размешивать.

Она настороженно следила за Ватниковым, который округлил зеленоватые глаза и предостерегающе поднял палец:

– Как бы не так. Сама ложечка смотрит на вас, а заостренная ручка – на меня, – Ватников оглянулся и прищурился на окно. – Я сижу с северной стороны, а вы – с южной. Вы положили не ложечку, а магнитную стрелку, нацелили эту стрелку на меня. И ваша недоброжелательная энергия перетекает в меня, потому что известно – с юга ничего, кроме зла, не приходит. Вы проложили дорогу астральному лучу, который пронзает в вас подобие Иисуса Христа.

Клавдия Семеновна нервно дотронулась до ложечки. Та расстроенно звякнула.

– Вы трогаете не ложечку, а меня, – незамедлительно отреагировал Ватников. – Вы хотите передать мне свои мысли. Но место занято, мне уже передают мысли. Касательно вас. И вот что я думаю: мне следует привязать вас за ногу…

– Гормоны играют, – эндокринолог Голицын усмехнулся, произнеся свою коронную фразу. Ватников остро взглянул на него, со всей очевидностью подозревая в умственном нездоровье, так как в присутствии Клавдии Семеновны играть могли только пищеварительные гормоны, сигнализирующие о полном и окончательном насыщении.

Довольный Голицын не мог ходить гоголем, потому что сидел, и только поглядывал гоголем.

– Иван Павлович, – вмешался Прятов, когда печальное веселье улеглось и Ватников снова принялся сверлить глазами перепуганную Клавдию Семеновну, которая, вообще говоря, давным-давно, еще студенткой позабыла о существовании у человека психики и видела в нем одну пищеварительную трубку. Так что психиатрические откровения были ей в диковину и открывали целый мир, загадочный и враждебный. – Иван Павлович, у меня есть такой Хомский. Жуткая, отвратительная личность, паук, насекомое…

– Знаю его, – коротко ответил Ватников. – Оно у вас который раз лежит, насекомое это?

– По-моему, седьмой. Или девятый.

– Однако. Наградил вас Господь терпением. И что с вашим Хомским?

– Посмотрите его, выставите ему алкоголизм, чтобы все было официально, на бумаге. Он спаивает палату. Его гнать надо, подлеца.

Ватников сокрушенно развел руками:

– Помилуйте, Александр Павлович. Как же я выставлю, если его ни разу не поймали? Он же сам не признается. Я хорошо его знаю, он сам ко мне приходил. Просил таблетки от бессонницы. По большому счету, человека жалко – был совершенно нормальный когда-то давно, занимался языкознанием, играл на скрипке. Когда бы не этот чертов мотоциклист, неизвестно откуда взявшийся на его голову… Начал пить, попал за решетку…

– Вот он сегодня упьется, и я зафиксирую, – зловеще пообещал Прятов.

– Если я буду смотреть всех, кто упился и кого зафиксировали, – промычал Ватников, пробуя горячий чай, – если я буду всех их смотреть…

– Вас самого придется фиксировать, – кивнул Голицын и взял себе кусочек вафельного торта. – Ммм… откуда тортик?

– Кто-то принес, – пожал плечами Прятов. Тут вошла степенная, но временами вздорная Марта Марковна, старшая медсестра; она принесла целую кипу историй болезни. – Марта Марковна! – позвал он, и та серьезно, переваривая и отражая трудовой процесс во всех его проявлениях, и в чаепитии тоже усматривая нечто значительное, неотъемлемое от труда – так вот: она серьезно и деловито обернулась к Александру Павловичу. – Марта Марковна, откуда такой чудесный тортик? – шаловливо осведомился Прятов.