Собери себе рай - страница 20

стр.

-show. Приводит ему и проституток. – А в самом конце, - прибавляет Ян, - когда я с теми женщинами напиваюсь до положения риз, она одна, трезвая, развозит их по домам).

- Я знаю, что твоя мама считала, будто бы слово "бедро" (не говоря уже о "ляжке") в обществе произносить нельзя. Не являются ли твои фотографии бегством от запретов?

- В начале семидесятых годов, когда в фотографии уже проявила себя новая чешская волна, у девушки сверху имелись груди, а все остальное закрывало черное одеяние. И вот тогда своим моделям я начал плотно прикрывать черным материалом грудь, зато обнажать лоно. Такой была моя естественная реакция на запрет. Мама моя, и вправду, была весьма негибкой особой. У нее был ребенок от помещика; тот сын до сих пор жив. Было это в чешской деревне, в начале века. Ее пуританство было некоей психологической реакцией, быть может, оно являлось постоянным ее очищением от того "греха"?

- Об одной женщине ты пишешь так: "Я выменял ее у одного писателя. Я дал ему худую, а он мне – толстуху". Вот как это звучит? Выменял ее… Это что такое, товар? Добыча? Не относишься ли ты к женщинам слишком предметно?

- Именно. Похоже, ты прав. В последнее время я начал подозревать, что являюсь скрытым гомосексуализмом, и на самом деле, в глубине души женщин ненавижу. Ведь я вообще на женщин глядеть не могу, если не нажрусь.

- Погоди, погоди. Ты, о котором в Праге говорят, что у тебя была тысяча женщин, четвертая жена и семеро признанных тобою детей…

- Вот именно! Не забывай, если у мужчины слишком много женщин, к тому же он желает, чтобы другие это тоже замечали, тогда, чаще всего, он не слишком уверен в своей мужской сути. Весьма часто он желает скрыть свою заинтересованность мужчинами.

- А можно спросить, со сколькими женщинами ты переспал? Их и правда была тысяча?

- Никогда не отвечу на подобный вопрос. Или… отвечу. Отвечу так, как однажды ответил мой брат. "Дайте-ка посчитать, - говорил он и начинал считать на пальцах: - одна, две, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь… ну да, восемь… сотен".

(Мы смеемся; Ян пробует пирожное. – Хорошие пирожные, - говорит он. – Вы их сами пекли? – обращается он к Саре. Он всегда обращается к ней на "вы". Если не считать двух самых младших дочек, к женщинам он никогда не обращается на "ты" или по имени. Только "вы", только "пани". Поясняет, что это по причине чести, которую он испытывает к женщинам).

- Возвращаясь к вашему предполагаемому гомосексуализму…

- Я говорил это всем женщинам, с которыми спал, и ни одна мне не поверила. Они считали, что это такой выпендреж.

- Саудек ни перед чем не остановится.

- Остановлюсь перед всем!

("Саудек ни перед чем не остановится" – это написано. На одном из сников он висит между двумя обнаженными женщинами, словно Иисус на кресте между разбойниками. На другой фотографии – он выставляет голую женщину в гинекологическую позицию относительно объектива, сам он тоже голый, но пририсовал себе нимб около головы. То есть: святой – творец – формирует женщину).

- У тебя нет внутренних тормозов?

- У меня очень сильная самоцензура. Скажу даже больше: во мне даже есть врожденная трусость.

- А твои табу в фотографии?

- Ясное дело, что они у меня имеются. Я не желаю фотографировать уродливые вещи. Не желаю фотографировать тел в состоянии разложения. Не желаю фотографировать нищету мира сего. Я не стану делать фотографии, в которой должно быть растоптано человеческое достоинство. Сейчас рынок весьма требует отвратительных снимков. Мой же снимок должен характеризоваться одним: его можно повесить на стену. Я за декораторскую суть фотографии.

- Вы фотографируете, когда пьяны?

(- Отличный вопрос! – Саудек подскакивает на диване и говорит, что за него он подарит мне свое любимое вино, предпоследнюю бутылку из коллекции. – Не принесете ли вы из кухни, - обращается он к Саре. Через минуту на столе стоит красное вино из Чили, с виноградника Тарапака).

- Дорогой мой, - возбужденно объясняет он. – В последнее время во мне все меньше отваги. Все меньше и меньше. А когда я напиваюсь, храбрость ко мне возвращается. Когда я пьян, фотография в психологическом смысле для меня ничего не стоит. Здесь есть только одна лажа: по пьянке легко о чем-нибудь забыть, дать большую выдержку или что-нибудь подобное.