Собирали злато, да черепками богаты - страница 4
– Буду счастлив провести этот вечер в вашем обществе, Анастасия Григорьевна, благо он у меня совершенно свободен, – кивнул доктор Жигамонт.
– Иди, Петруша, а то опоздаешь. А я тебя буду ждать и ни в коем случае не усну, пока ты не вернёшься и не расскажешь мне всего.
– Слушаюсь, мой генерал!
– Постой, – Ася пристально посмотрела на мужа. – Наклонись, я поправлю тебе галстук. Вот, теперь просто замечательно! Передавай мои извинения и наилучшие пожелания Олицким.
– Незакосненно исполню, – улыбнулся Вигель и, поцеловав руку жены, покинул её комнату.
Едва Пётр Андреевич удалился, Ася вновь бессильно опустилась на оттоманку и прикрыла глаза. Наделённая от природы характером бойца, она изо всех сил боролась с поразившим её внезапно тяжёлым недугом, но противник, жестокий и безжалостный, отвоёвывал всё новые и новые трофеи, и Ася чувствовала, что этот бой ей уже не выиграть. Судьба подарила ей почти десять лет абсолютного счастья, не замутнённого ничем, счастья рядом с обожаемым мужем и сыном Николенькой, родившимся через год после их брака. Видимо, на долю каждого человека положена определённая норма счастья, и свою норму Ася исчерпала… Несмотря на обнадёживающие слова докторов и близких, она всё яснее понимала своё положение и ловила себя на мысли, что себя ей ничуть не жаль, но бесконечно жаль мужа, сына, старого крёстного, для которых её уход станет тяжёлым ударом. Ася была почти рада, что Николеньки теперь не было с ней. После перенесённой сильной простуды и воспаления лёгких мальчик по совету Георгия Павловича был отправлен в Крым. Там он вместе с Анной Степановной гостил теперь на даче у её старой подруги и писал родителям длинные письма, описывая красоты Коктебеля, прогулки в горах, купание в море, бескрайность которого поразила детское воображение. Ася скучала по сыну, но и радовалось, что его нет рядом. Она не хотела, чтобы Николенька видел её такой, больной, усталой, угасающей. Асе хотелось остаться в памяти дорогих людей резвой, весёлой и полной жизни, какой она была совсем недавно. Она даже теперь старалась быть такой, превозмогая боль и не показывая слабости. Каждое утро она поднималась с постели, одевалась и, если хватало сил, совершала небольшие прогулки, а, если их не хватало и на это, то проводила весь день в кресле или на оттоманке, читая книги и журналы. Ложиться в постель Ася себе не позволяла. Это казалось ей чем-то сродни капитуляции перед недугом.
– Анастасия Григорьевна, вы меня слышите? – вывел её из забытья вкрадчивый голос доктора Жигамонта.
Она совсем забыла о нём… А ведь он же остался с нею по её просьбе. Милый, добрый доктор. Он почти не изменился за десять лет их знакомства: такой же сухопарый, изящный, с тонкими чертами интеллигентного лица и вдумчивыми глазами, смотрящими из-под очков.
– Да-да, слышу, – Ася открыла глаза и обернулась к Георгию Павловичу. – Доктор, это правда, что вы не заняты этим вечером? Мне бы не хотелось и вам доставлять неудобства.
– Я абсолютно свободен, – отозвался Жигамонт. – Так что можете всецело мной располагать.
– Знаете, Георгий Павлович, я на днях взглянула на небо и поняла, что оно стало каким-то другим…
– Неудивительно, осень приближается.
– Нет, я о другом. Я теперь по земле словно и не хожу – наступаю на неё, а не чувствую, словно летаю… Я в детстве летать мечтала… Как Катерина у Островского: «Почему люди не летают, как птицы?» Я сейчас, словно птица… Только подбитая… Земля от меня всё дальше, а небо всё ближе… А ещё я, кажется, поняла, что такое счастье… Счастье – это когда небо не высоко над тобой, а в тебе. Вся эта синяя бескрайность – в твоей душе… Доктор, вы читали новых поэтов?
– Разумеется, я ведь, как и вы, исправно выписываю все журналы…
– И что вы скажете о них? Вам нравятся они?
– Обо всём сказать не могу. Мне кажется, подчас слишком много позы, желания выделится. Это свойственно сейчас людям, и проникло в поэзию. Мне это не нравится. А люблю чистую поэзию, как весенний воздух, как пение птиц, как июньский рассвет…
Когда сквозная паутина
Разносит нити ясных дней
И под окном у селянина