Соблазненная - страница 16
Уинни была единственным ребенком Карол. Мать родила девочку в восемнадцать лет. От женатого профессора колледжа. Согласно одной из версий Карол. В других фигурировали известный музыкант, владелец местного паба, агент по продаже недвижимости. Уинни так никогда и не узнала, являются ли россказни матери чистой воды вымыслом, идет ли речь о нескольких мужчинах, что спали с ней в одно и то же время, или об одном до крайности разностороннем человеке. Как бы то ни было, Карол так и не назвала дочери имя отца, а, пообщавшись с несколькими последними партнерами Карол, Уинни решила не докапываться до истины.
Тем не менее почему-то Карол не сделала аборт; более того, оставила девочку при себе. Ну, не то чтобы насовсем. Детство Уинни проводила то у мягких, непритязательных дедушки и бабушки, живших в пригороде, то с матерью в городских квартирах, где та поселялась то с одним, то с другим мужчиной.
Что за разительный контраст: порядок и хаос, повседневная рутина и нескончаемая «развлекаловка», благопристойность и экстравагантный, богемный стиль жизни! Уинни никогда не чувствовала себя заброшенной, скорее разрывалась надвое.
Девочка любила мать, такую сердечную, веселую, ласковую. Но жить предпочитала с бабушкой и дедушкой. Когда Уинни тяжело заболела, Карол сразу отгородилась от проблемы, точно ее это никоим образом не касалось. А бабушка Уилма водила девочку на химиотерапию, держала за ручку и уверяла, что прекрасные черные локоны непременно отрастут снова, еще длиннее, еще красивее…
Не то чтобы Карол было все равно. По-своему она даже любила дочь. Но очень по-своему, эгоистично. Девочка нуждалась в тишине и покое, а Карол изображала из себя трагическую фигуру, заламывала руки и рыдала так безутешно, что десятилетняя малышка тоже впадала в истерику, будучи уверена, что непременно умрет… иначе бы мамочка так не плакала!
Уинни не умерла. И перенесенная в детстве болезнь со временем превратилась в смутное воспоминание, хотя и перекроившее в некотором смысле всю ее жизнь. Впрочем, любой детский опыт оставляет неизгладимый след…
Она окинула взглядом кухню. Все на месте, везде безупречный порядок. Сказывалось воспитание бабушки Уилмы, хотя сама старушка отошла в мир иной десять лет назад, а дедушка и того раньше.
Со стороны могло показаться, что от матери Уинни не унаследовала ровным счетом ничего. Однако молодая женщина знала: в ней есть немало и от Карол. Просто это сомнительное наследие она держала в узде…
— Уинни! — В мысли ворвался знакомый голос. — Ты в порядке?
— Конечно! Вот кофе уже сварила.
Она поставила на поднос чашки и тарелку с круассанами. Билл последовал за хозяйкой в гостиную. Для того чтобы раскачаться, им потребовалось минут десять, а после работа пошла полным ходом. Билл выдавал идеи одна лучше другой, Уинни записывала, а потом вместе придумывали, как лучше подать ту или иную проблему, как оформить, оговаривали контекст и сроки.
Они трудились весь день, подкрепляясь сандвичами и кофе. Билл преобразился словно по волшебству: теперь любой бы согласился, что этот человек получил награды и премии отнюдь не за зря. Недаром когда-то Уинни мечтала работать под его началом. Несмотря на все свои пороки и слабости, Билл Саутленд был чертовски талантлив!
В итоге коллеги разработали четыре варианта многообещающих публикаций, рассчитанных не на один выпуск, и породили несколько недурных набросков. Билл откинулся в кресле, очень собою довольный. А Уинни не без ехидства предвкушала реакцию Джареда Керуэна.
— Тут есть где-нибудь кафешка «на вынос»? — осведомился Билл, глядя на часы.
— Да, китайский ресторанчик в квартале отсюда, — сообщила Уинни. — У меня даже меню где-то завалялось. Сейчас позвоню, сделаю заказ, а потом схожу заберу.
— Давай я сбегаю, — предложил Билл смущенно.
— Да ты же не знаешь, где это! — Уинни набросила на плечи пиджак и выскользнула за дверь, предотвращая дальнейшие споры.
Собственно говоря, отыскать «Золотой лотос» никому бы труда не составило. Идешь вниз по улице, мимо паба «Летучий голландец» — и вот вам искомое! Но сумеет ли Билл миновать паб? Уинни в это слабо верилось.