Собор у моря - страница 9

Если кто-нибудь обидит тебя, ты вынужден обращаться к своему сеньору, чтобы возместили ущерб, и если он согласится, тебе придется отдать ему половину возмещенного.

Отец очень часто рассказывал ему о многочисленных правах сеньора, и Бернат, который никогда не осмеливался прерывать его гневный монолог, хорошо запомнил все, что услышал во время этих бесед.

Сеньор в любой момент мог потребовать от серва клятвы в верности. Он имел право отобрать часть имущества у серва, если тот умер, не оставив завещания, или если серв был бездетным; если его жена совершила прелюбодеяние; если был пожар в его доме; если он закладывал дом; если венчался с подневольной крестьянкой другого сеньора и, разумеется, если он хотел уйти от своего сеньора. Сеньор мог переспать с невестой серва в первую брачную ночь; мог потребовать от женщин вскармливать грудью его детей или чтобы дочери подневольных людей прислуживали в замке. Сервы должны бесплатно обрабатывать земли сеньора, принимать участие в защите замка, платить ему частью урожая со своих усадеб, принимать сеньора или его посыльных у себя в домах и кормить их во время постоя, платить за использование лесов или пастбищ, платить вперед за возможность пользоваться кузницей, пекарней или мельницей сеньора, посылать ему подарки на Рождество и прочие праздники.

– А что же Церковь?

Когда его отец задавал себе этот вопрос, то приходил в еще большую ярость.

– Иноки, монахи, священники, дьяконы, архидьяконы, каноники, аббаты, епископы, – гневно восклицал он, – все они такие же феодалы! Они даже запретили крестьянам принимать сан, чтобы мы не сбежали с наших земель и чтобы таким образом сделать наше услужение вечным!

– Бернат, – предупреждал он сына со всей серьезностью в те моменты, когда размышления о Церкви доводили его до белого каления, – никогда не верь тому, кто будет пытаться убедить тебя, что надо служить Богу. С тобой будут говорить спокойно, произнося добрые, возвышенные слова, которые ты не сможешь понять. Тебе будут приводить такие аргументы, которые только они умеют придумывать, чтобы завладеть твоим разумом и волей. Все эти священники постараются предстать перед тобой добропорядочными людьми, они будут говорить, что хотят спасти нас от лукавого и искушения, но на самом деле их мнение о нас давно известно, и все эти солдаты воинства Христова, как они себя называют, преданно следуют тому, что написано в книгах. Их слова – это оправдания, а доводы годятся лишь для несмышленых.

Бернат вспомнил, как однажды, во время одной из таких бесед, он спросил отца:

– А что говорится в их книгах о нас, крестьянах?

Отец направил свой взор вдаль, туда, где поля сливались с небом, потому что ему не хотелось смотреть в ту сторону, где обитал тот, от чьего имени говорили люди, облаченные в сутаны.

– В них утверждается, будто мы – чернь, животные, не способные понять, что такое хорошее обращение. В них говорится, что мы ужасны и отвратительны, бессовестны и невежественны, жестоки и упрямы, а потому не заслуживаем никакого снисхождения. Мы, считают все эти святоши, недостойны уважения, поскольку не можем ценить его и готовы воспринимать что-либо только под угрозой силы. Они говорят…[1]

– Отец, а мы действительно такие?

– Сынок, в таких они хотят нас превратить.

– Но вы же молитесь каждый день, и когда умерла мать…

– Мы молимся Святой Деве, сынок, – перебил его старик. – Она не имеет ничего общего с монахами и священниками. В нее можно верить, не сомневаясь ни секунды.

Бернату Эстаньолу хотелось бы так же облокачиваться на подоконник по утрам и разговаривать со своей молодой женой – рассказывать ей то, что рассказал ему отец, и вместе с ней смотреть на поля…

В оставшиеся дни сентября и в продолжение всего октября Бернат запрягал пару волов и обрабатывал поля, срывая и поднимая твердую корку, покрывшую их, чтобы солнце, воздух и удобрения обновляли землю.

Затем с помощью Франсески он засеял пашню: жена шла с корзиной, разбрасывая семена, а он с упряжкой волов сначала перепахивал, а потом ровнял уже засеянную землю тяжелой бороной. Работали молча, молчание лишь изредка прерывалось покрикиванием Берната на волов, которое раскатывалось по всей равнине. Бернат думал, что совместная работа сблизит их хоть немного. Но нет – Франсеска оставалась безразличной: она несла корзину и разбрасывала семена, даже не глядя на него…