Собрание сочинений. Т. 5. Буря. Рассказы - страница 20

— Да что ты горячишься? Отлично сам знаешь, что не было приказа.

— А если я без приказа пущу в ход винтовку, что мне будет? Командир дивизии расстреляет?

— Расстрелять не расстреляет, а от командования батальоном, наверное, отстранит. Не понимаю — чего ты дергаешься? Через несколько месяцев, как только стает снег, мы перейдем к активным выступлениям. До тех пор надо все разведать… составить списки.

— И спокойненько наблюдать, как они хозяйничают в моем родном доме! Толстошкурый ты, Зиемель. Очень жаль, что именно у меня такой командир полка.

Зиемелю надоели истерические сетования Макса.

— Ты что думаешь, мне не хотелось бы сегодня нагрянуть в усадьбу Зиемели и свернуть шеи этим новоселам? Придет время, я первый это сделаю. А теперь попрошу тебя не бередить душу своим бесконечным нытьем. Надоело мне тебя слушать, командир батальона Лиепниек.

— Слушаюсь, господин командир полка, — иронически ответил Макс. — Каковы будут ваши приказания?

— На базу пора — вечер уже.

Они встали и скрылись в лесу. Километрах в двух от большака в чаще были устроены три землянки, так искусно замаскированные, что незнающий человек мог несколько раз пройти над ними и ничего не заметить.

В «батальоне» Макса Лиепниека было сорок шесть человек — бывшие айзсарги, шуцманы, несколько крупных землевладельцев с сыновьями и один-два дезертира, испугавшихся призыва в Красную Армию. Большинство из них работали в оккупационных учреждениях, предавали советских активистов, участвовали в карательных экспедициях и массовых убийствах. Не удивительно, что теперь они боялись показаться дома и прятались в лесу. За них и Зиемель и Макс были спокойны — эти не уйдут, если даже их гнать. Зато их весьма тревожили дезертиры. Поскольку война близилась к концу, они становились все беспокойнее и задумчивее, и, чтобы удержать их в банде, оставалось одно средство — как можно скорее скомпрометировать их. Тому, кто запачкал руки в крови, нельзя больше убежать из банды.

Вернувшись на базу, Макс Лиепниек свернул к большой землянке, во вторую «роту». Это был настоящий подземный лабиринт с несколькими запасными выходами. Постели были устроены на двухъярусных нарах. Посредине стояли стол и несколько скамеек вокруг него. В позеленевшем медном шандале горела свеча. На Макса из всех углов глядело с ожиданием и любопытством множество глаз. Только один, совсем молодой паренек, продолжал, не оглядываясь, подметать пол. Это был Адольф Чакстынь, живший раньше в батраках у Лиепниеков, которого Максу удалось в 1944 году запугать рассказами о «большевистских ужасах»; сам не понимая, чего боится, Чакстынь убежал за хозяином в лес и вступил в банду. Здесь на него взвалили самую грязную и тяжелую работу, и он безропотно исполнял все, что ему приказывали остальные бандиты. Чтобы поддерживать в нем дух покорности на должном уровне, время от времени Макс или «командир роты» пугали Чакстыня новыми страшными сказками: объявляли, например, что в волости повешены все молодые мужчины, а тому, кто укажет, где находится Чакстынь, обещано вознаграждение, потому что чекисты усиленно разыскивают именно его.

Макс и на этот раз не обошелся без запугиванья.

— Счастливый ты, Чакстынь, — начал он, садясь за стол. — Твоих родителей вчера сослали в Сибирь, а ты у нас как сыр в масле катаешься.

— Неужто сослали? — изменившись в лице, прошептал парень и выронил веник.

— Сослали. Да ты не очень-то горюй. Это ненадолго.

Потом Макс обернулся к остальным и сказал торжественным тоном:

— Не долго теперь осталось сидеть в лесу. Прошлой ночью была радиопередача из Лондона. К весне события развернутся. Англичане скажут свое слово в Курземе. В Швеции уже укомплектовано несколько английских дивизий.

— Так, так, — бандиты переглянулись и многозначительно кивнули друг другу. — Понятно. Не хотят пустить большевиков в Курземе. Ведь англичане очень заинтересованы в Балтийском море.

— И даже весьма заинтересованы! — подтвердил Макс. — Если красные начнут напирать и немецкая армия отступит, английский экспедиционный корпус тотчас высадит десант на курземском побережье и двинется на Ригу. Мы должны будем поддержать эту операцию с тыла.