Собрание сочинений в 4 томах. Том 4 - страница 56

Работница, служившая у Крохиных чуть ли не с детских лет, знала, что хозяева любят представляться друг перед другом, будто привезенное барахло их не интересует. Между прочим, сама она решительно не понимала, чем там можно интересоваться. Как–то она рассматривала, к примеру, туфли, привезенные Ростиком матери. Оказалось, что вместо каблуков у туфель какие–то шпильки. Только и жди, когда ногу вывихнешь. А платье просвечивало тебя навылет. Конечно, были и стоящие вещи. Например, отрезы. Тут можно было позавидовать: люди запасались на всю жизнь.

Тихий и плавный ход семейного сеанса неожиданно нарушился. Ростик каким–то необъяснимым образом проговорился и назвал имя Стеллы Зубаревой. Он сказал, что проведет вечер в своей старой компании, и назвал неизвестное матери женское имя.

Как это часто бывает, Елена Васильевна мгновенно все поняла. Она и раньше не сомневалась, что ее мальчик давно знает, что такое любовь. Вовсе и не нужно было, чтобы он вел себя слишком воздержанно. Обычно это приводит потом к несчастным увлечениям, когда страсть принимается за первую любовь.

Но сейчас Елена Васильевна поняла, что у ее Ростика есть какая–то постоянная, привычная связь, которая тянется, может быть, годы. Вот почему ушла Катя, вот почему ушла даже Юлечка, которую он, казалось, искренне полюбил.

Елена Васильевна бросила на сына грозный взгляд, но Ростик не захотел выпутываться.

— Слушай, мать… — беспечно сказал он.

— Слушаю, — сухо ответила Елена Васильевна.

— А что, если я женюсь на девушке, — он усмехнулся, — у которой есть сын?

Мать пристально взглянула ему в глаза. Они были ясными и веселыми, и смех, светившийся в них, тоже был ясным и веселым.

— Чей сын? Твой?

Этого вопроса Ростик не ожидал. Он испугался и торопливо ответил:

— Нет, нет, не бойся. Я тут ни при чем.

— Отлично. — Елена Васильевна не скрывала своей иронии. — Только почему один сын, лучше уж двое… И хорошо бы лет по двадцати, чтобы самому не воспитывать.

Ростик не желал понимать ее иронии.

— У нее один сын. Семи лет.

— Тоже неплохо. Легче приучится называть тебя отцом.

Ростик решил прекратить игру.

— Успокойся, — лениво потягиваясь, сказал он. — Я пошутил.

Но Елена Васильевна понимала, что это вовсе не шутка. Может быть, он так же точно шутил с Катей и Юлечкой?

— Эта девушка… с сыном и есть Стелла Зубарева?

— Неважно.

— А все–таки?

— Она.

— Ты с ней давно встречаешься?

— Извини, мать, мне надо переодеться. И успокойся. Ни мне, ни тебе ничто не грозит.

Ростик ушел. Его признание наполнило душу Елены Васильевны беспокойством и страхом. Настало время серьезно заняться будущим сына. Она обязана оторвать Ростика от этой Стеллы и соединить его с другой — достойной, чистой, скромной…

Нина Петровна ушла из больницы раньше, чем обычно, так как нужно было купить Ивану Егоровичу на дачу кой–какие продукты. Он должен питаться правильно и разумно. Организм у него выносливый, но не сильный. Денег у Нины Петровны было немного, и она заранее высчитывала, что ей удастся купить. Она вышла из ворот больницы с видом человека, которому предстоит решить нелегкую задачу.

У железной калитки старинных каменных ворот к ней подошла хорошо одетая женщина и мягко ее остановила, взяв за локоть рукой в тонкой кожаной перчатке. Неизвестная была молода. Ее неяркое, но приятное лицо радостно улыбалось. Прямой сухой носик, серенькие, как дождевая вода, глазки, добрый рот, с накрашенными губами. Жена, дочь, сестра? Сколько раз Нину Петровну останавливали неизвестные женщины! Она их знала и не любила. Почти все они хотели заручиться ее участием к их беде и заставить ее за деньги внимательнее относиться к своим мужьям, отцам, братьям. Эти попытки купить ее участие были противны Нине Петровне. Ни одно медицинское светило не могло бы заставить ее предпочесть одного больного другому, если это не диктовалось самим его состоянием. Легкий — так и нечего с ним нянчиться, тяжелый — смотри да смотри! К тяжелым, даже к таким, состояние у которых было безнадежно, Нина Петровна относилась как к близким, родным ей людям. До самого конца она делала все, что было нужно, а практически уже совсем не нужно. Бывали случаи, когда ее героические усилия завершались полным торжеством того отделения, где она работала: изолятор возвращал, казалось бы, безнадежного больного. Какая–то, может быть, незначительная мера, принятая вовремя, не давала оборваться нитке, связывающей человека с жизнью. Но Нина Петровна никогда не позволила бы себе сказать, что она спасла больного. А ведь это было именно так: она спасала людей своей настойчивостью, смелостью, точностью, и за Ниной Петровной укреплялась скромная слава лучшей сестры больницы.