Собрание сочинений в 5 томах. Том 2 - страница 33

— Доброго здоровья, Федор Лукич!.. Водичкой балуешься?

Голос был вкрадчиво-ласковый и такой знакомый, что Федор Лукич невольно подумал: «Неужели Евсей? Откуда его дьявол принес?» И Федор Лукич нарочно медленно, нехотя повернул мокрую голову, с капельками воды на бровях и на волосах, торчавших из ушей. Перед ним и в самом деле стоял тот самый Евсей Нарыжный, которого недавно сняли с поста председателя колхоза «Светлый путь» за воровство зерна. Был он все в том же легком пиджаке, в поношенных и сильно запыленных сапогах, в серых матерчатых брюках, такой же сухой и поджарый, каким знал его Хохлаков много лет. Гладко выбритое лицо с куце остриженными усами, худое и скуластое, тоже не изменилось, и так же, как и прежде, в масленых, всегда прищуренных глазах бегали пугливые чертики.

— Из тюрьмы? — в упор спросил Федор Лукич.

— Зачем же из тюрьмы? — ответил Нарыжный, присаживаясь на траву. — Из домзака.

— Один черт — что в лоб, что по лбу, — буркнул Федор Лукич. — Вырвался?

— Сами с богом отпустили.

— Значит, не засудили?

— Статьи такой не нашлось.

— Жаль. — Федор Лукич незлобно усмехнулся. — Надо было бы тебя проучить, чтоб наперед был умнее.

— Это почему ж ты, Федор Лукич, такого намерения?

— Сколько я тебя, дурака, учил — не играйся с огнем…

— Я и не игрался, а потому и чист, как вода! — смело ответил Нарыжный. — Хлеб я раздавал по распискам — вот они-то меня и выручили.

— «Выручили»! — передразнил Федор Лукич. — Ну, покажи документ…

— Документ имеется.

Нарыжный порылся во внутреннем кармане пиджака, достал сложенную вчетверо бумажку и передал Федору Лукичу. Тот повертел ее в руках и стал читать.

— А куда теперь? Опять в колхоз?

— Что-то нету у меня охоты туда возвращаться, — чистосердечно признался Нарыжный. — Там меня одна преподобная Глаша живьем съест.

— А как думаешь жить?

— Хочу пристроиться… в рабочие.

Федор Лукич подавил пальцем родинку, и мясистое его лицо скривилось, как от боли.

— Иди к Тутаринову, может, даст работу. Он новую стройку затеял… Слыхал? Самой природе не дает покою… Вот и поторопись к нему в рабочие…

— Бог с ним, с Тутариновым, — грустно проговорил Нарыжный. — Мне бы где потише…

— А! Потише? Сторожем?

— Хоть бы какое дело. — Нарыжный наклонил голову и стал рвать траву, жадно, со злостью. — Может, у тебя, Федор Лукич, есть место?

— У меня? А что у меня? Мирошником тебя взять не могу, к зерну тебя, как того хлебного жучка, допускать опасно. — Федор Лукич рассмеялся. — Конюхом сможешь?

— А почему не смогу? Я вырос с лошадьми — дело привычное.

— Как оно, того… не стыдно будет? — с упреком в голосе сказал Федор Лукич. — То был председателем колхоза, руководящий кадр, почет и уважение, а теперь конюхом? Соображаешь?

— Тот почет дала мне советская власть, она его и отобрала — вот мы теперь и квиты. — Нарыжный с хитринкой в глазах усмехнулся. — А оно, Федор Лукич, и твое нынешнее положение… Эх, судьба-злодейка!..

— Ты моего положения не касайся, — пробасил Федор Лукич, глядя в землю. — Вот что, Евсей… Я не Тутаринов и обижать людей не могу… Завтра поговорю о тебе с прокурором, чтоб злые языки не трепались… А ты дня через два наведайся ко мне за результатом. С семьей виделся?

— Да какая там семья? Одна жена…

— Все одно… Иди, иди… Небось исплакалась…

На плотине показался Викентий Аверьянович.

— Федор Лукич! — кричал он, размахивая длинными руками. — Идите, «Дружба» явилась!

— Ну, ступай, ступай, — сказал Федор Лукич Нарыжному, — отдохни дома, очухайся…

Нарыжный пожал Хохлакову руку и ушел к мосту, напрямик через огороды и сады. А Федор Лукич надел рубашку и, опираясь на палку, захромал к мельнице. «Надо поддержать человека, — думал он о Нарыжном. — Как это он сказал? Судьба-злодейка… Да…» После этого он забыл о Нарыжном и стал думать о предстоящем разговоре с Головачевым. «Придется и этому подсобить», — решил он, выходя на плотину.

Во двор заехал обоз — шесть подвод и все доверху нагружены чувалами с зерном. На вислозадой, невзрачной кобыленке, с полстенкой вместо седла, приехал Иван Кузьмич Головачев. Он слез на землю, бросив повод сидевшему на возу мальчугану, вразвалку направился к Хохлакову.