Собрание сочинений в 5 томах. Том 2 - страница 40

Наталья Павловна закусила нижнюю губу, что она делала всякий раз, когда что-то недосказывала.

День угасал. На приутихшую станицу спускался душный вечер. Из окна была видна улица. За станицей, в степи, заревом пылал закат. Деревья на фоне багрово-красного неба казались выше и стройнее…

Когда совсем смерклось и в окна повеяло степной прохладой, пришли Сергей и Ирина. На Ирине белое, из тонкого полотна платье, с ярким узором на рукавах и на груди. Цвет платья, как заметила Наталья Павловна, удачно сочетался со смуглым лицом Ирины и с ее черной косой. Сергей в белых брюках и в украинской сорочке с расстегнутым воротом, по которому до пояса сбегала вышивка шириной в две ладони.

За столом говорили о всяких житейских делах. Сергей вспомнил свой приезд в Усть-Невинскую, строительство гидростанции, сплав леса. Кондратьев положил руку ему на плечо и сказал:

— Плохи у нас дела с электричеством.

— Поправим, наладим, — ответил Сергей, блестя глазами. — Николай Петрович, замечаешь ли ты, как поднялось настроение у наших людей, сколько радости, настоящей, хорошей радости в станицах, и все это благодаря тому домику, что построили мы под кручей вблизи Усть-Невинской… Едешь ночью по горе, а внизу что ни станица или хутор, то и зарево огней.

— Осветить станицы — полдела, — заметил Кондратьев. — Внедрить электричество в производство — вот что трудно. И мне понятно, почему твой отец не радуется… В субботу был он у меня.

— От тебя пришел ко мне… Был серьезный разговор.

— Ой, и ругал же батя Сережку! — шепнула Ирина на ухо Наталье Павловне.

Кондратьев отодвинул тарелку и положил на ее место коробку папирос.

— Николенька, это ты задымишь, как на заседании, — проговорила Наталья Павловна.

— Извини, привычка, — ответил Кондратьев, закуривая и угощая Сергея. — Радоваться своему успеху не только не грешно, а даже похвально, ибо в этом чувстве как раз и есть то хорошее, что окрыляет человека и прибавляет ему сил, энергии… Но жизнь учит: радоваться можно, а только при этом не следует забывать, что всякая чрезмерная радость имеет свойство опьянять людей, и часто от этого хмельного состояния у некоторых товарищей начинает кружиться голова — вещь весьма неприятная… и даже опасная.

— Это ты о ком? — настороженно спросил Сергей, сурово сдвинув брови.

— Вообще, — ответил Кондратьев и продолжал: — И еще жизнь учит: тот, кто переоценивает себя, непременно покрывается скорлупой зазнайства и становится не руководителем, а обывателем, а это к добру не ведет.

— Николенька, может, переменил бы тему разговора, — сказала Наталья Павловна, — а то Ирина смотрит на тебя, и ей скучно…

— Что вы, Наталья Павловна, — поспешно ответила Ирина, — я слушаю… Это интересно…

— По-твоему, Николай Петрович, — сказал Сергей, — получается так: те, кто своими усилиями добились успеха, должны на все закрыть глаза и ничему не радоваться… Я не согласен. На фронте как было? Даже маленькой победе мы радовались, и она воодушевляла нас на новые подвиги. А как же?

— Правильно, — согласился Кондратьев, — но разве не было и на фронте случаев, когда успехи кружили командирам головы и во втором бою эти командиры проигрывали сражение? Почему? Переоценили свои силы… Вот этого надо бояться.

— Ну, Николенька, к чему ты все это говоришь. Налей лучше вина…

— Нет, погодите, Наталья Павловна, — возразил Сергей, — вина мы еще выпьем… Я начинаю догадываться… Николай Петрович, это надо понимать так: мы с тобой опьянены успехом? Так, что ли?

— Зачем же так сразу конкретизировать? — с улыбкой говорил Кондратьев. — Я об этом ничего не сказал… Но если ссылаться на какие-то свежие примеры, то мы тут не безгрешны.

— А точнее, ты хотел сказать, — проговорил Сергей, ни на кого не глядя, — хотел сказать, что грешен я…

— Да, грешен!

Наступило неприятное молчание. Кондратьев прикуривал погасшую папиросу и искоса посматривал на Сергея, который низко склонил голову, сидел молча, и уши его горели. Ирина не могла понять, что случилось, и то виновато улыбалась, то смотрела на Наталью Павловну.

— И еще беды большой нет в том, — продолжал Кондратьев, — если руководитель, возможно по своей молодости или неопытности, лишнее подумал о себе, ошибся, переоценил свои силы. Беда случается тогда, когда такой товарищ не имеет мужества признать свои ошибки, когда он не принимает во внимание критику и боится открыто сказать о своих слабостях.