Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. Повести - страница 12

— Но, товарищ подполковник, вы же приказали...

— Научитесь не возражать, а выполнять приказы, — прервал Курганов.

«Выполнять приказы! — теперь уже мысленно возражал подполковнику Береговой. — Но как я выполню столько ваших приказов, которые требуют одного и того же: исполнение доложить к «ноль-ноль»... донести к «ноль-ноль». Из-за этих «ноль-ноль» я в столовой обжигаюсь супом, в часы отдыха гоню от себя к черту сон и все равно мне недостает времени поспеть за всеми приказами...»

Курганов как бы угадал мысли Берегового, улыбнулся.

— Вот что, дорогой командир батареи, будьте вы хоть семи пядей во лбу и тогда вам не сделать и сотой доли того, что положено делать батарее. Запомните: вы начальник, хозяин своего подразделения. В вашем подчинении командиры взводов, отделений, старшина... А они по вашей вине изнывают от безделья. Умейте распоряжаться, учитесь командовать, да — командовать смело, инициативно, разумно. Полюбите свою батарею, болейте за ее неудачи, гордитесь успехами, завоюйте авторитет у своих подчиненных и тогда вам — черт не сват. Ясно?

— Ясно, товарищ подполковник.

— Комиссар мне говорил, вы стихи, что ли, пишете. Я это так понимаю: в людях вы должны хорошо разбираться, — вдруг сбился с военного склада речи Курганов, — а наша артиллерийская служба тоже вроде песни: в ней все слаженно, ритмично и... красиво. Да вы сами скоро это поймете... А щетки и скребницы потрудитесь получить сейчас же! — уже обычным требовательным тоном приказал он и вышел из палатки.

Поздно вечером, когда были готовы амуниция и коновязи, получены ведра, попоны и даже строевые седла, к Береговому в палатку впервые вошел Петрашко. В руках у него был огромный, в зеленых полосах арбуз.

— Здравствуй, батарея, — ласково проговорил он и осторожно положил арбуз на стол.

— Здравствуйте, товарищ помощник начальника штаба по оперативной части, — выпалил командир батареи, вытянувшись перед Арсением по уставу, но тот, не замечая выправки Берегового, с улыбкой оглядел арбуз и продолжал:

— Вот я сейчас заколю этого поросенка, и мы закусим на славу.

Неторопливо он вынул финку и одним махом рассек арбуз на две половины. Яркая алая мякоть сочна и прохладна. Арсении ел с какой-то уютной домовитостью и завидным аппетитом. Он ел и пристально смотрел на Берегового, словно решая какой-то важный вопрос.

— Трудновато тебе приходится, — просто сказал Береговой, не выдержав взгляда красных, воспаленных от напряженной работы глаз Петрашко.

Арсений промолчал. Потом, вытерев платком влажные губы, отозвался:

— Кони прибудут на рассвете. Степные. Необъезженные совсем. Предупреждаю: кони — страсть нашего командира. Не раз слышал, с каким восхищением говорит он об артиллерийском коне. Не поздоровится тому завтра, кто вольно или невольно выкажет невежество в конно-артиллерийской службе. Вот тебе наставление. Займись, я у тебя тут часок посплю. Устал.

Но как бы нарочно выждав эту минуту, в глубине лагеря возник зов. Зов подхватил часовой... другой... третий, И вот, совсем рядом, чей-то заливистый голос отчетливо произнес:

— Лейтенанта Петрашку в штаб полка-а-а!

Арсений туго подпоясался, расправил складки гимнастерки и, не проронив ни слова, ушел. Береговой раскрыл книгу и принялся штудировать премудрости конно-артиллерийской службы.

Чьи-то неторопливое, по-ночному приглушенные голоса отвлекали. Беседа журчала рядом, за палаткой. Береговой вышел.

Легкая, пронизанная звездным мерцанием ночь висела над землей. Матово-синим блеском отливали снежные вершины Тянь-Шаня. Словно лишившись своей монументальной тяжести, причудливые хребты гор как бы воедино слились с призрачным и бесконечно высоким небом. В долине от едва ощутимого ветра лениво колыхались листья бескрайних садов. Над ними плыл стойкий запах созревающих яблок, слив, груш. Тянулись к звездам великолепные пирамидальные тополя. Журчали, не смолкая, прозрачные струи арыков. Белыми лебедиными крыльями пробивались верхи палаток сквозь отягченные плодами ветви, ритмично постукивал в овражке электродвижок, мерно и молчаливо шагали по лагерю караульные и совсем по-мирному в соседнем с лагерем колхозе пели полуночные петухи.