Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. Повести - страница 23

Впервые Курганов одобрительно улыбнулся одними глазами, но, так и не сказав ни слова, ушел за генералом в другие подразделения.

Петрашко и Береговой поднялись на наблюдательный пункт, и тут Арсений объявил:

— В 14.00 будешь проводить боевые стрельбы.

Береговой ответил не сразу. Вторые сутки не давал ему покоя больной зуб. Резкий ветер пылью засыпал глаза.

— Стрельба гранатой? — как бы между прочим спросил он.

— Задачу определит командир полка.

Петрашко отвел в сторону свои синие красивые глаза, и Береговой понял — стрелять ему проклятой шрапнелью.

Легко сказать — отстреляться шрапнелью, когда первый раз в жизни по твоей команде полетят не условные, а боевые снаряды и надо будет умело и расторопно «накрыть» цель, да еще в присутствии такого командира, как Курганов!

Подполковник появился без пяти минут два. Приняв рапорт, Курганов поставил задачу:

— Ориентир два, левее 1-80. Сосна. Наблюдательный пункт противника.

И больше ни слова. Он отошел в сторону и засек время. «Спокойнее», — выстукивало в груди сердце Берегового. «Спокойнее», — властно и одобрительно светили ему синим огнем глаза Петрашко. Но вот данные готовы.

— Огонь!

После пятой шрапнели Курганов приказал:

— Стой, огонь отставить.

Потом сделал короткий разбор стрельбы.

— Отстрелялись неплохо. Но почему вы понизили уровень на 0-10, а не на 0-05, как того требуют правила стрельбы? Вам просто повезло. Огневики работали замечательно.

Береговой молчал. Зуб, о котором он забыл во время стрельбы, теперь заболел с удвоенной силой. За Берегового вступился Петрашко:

— Командир батареи поступил согласно последним дополнениям к правилам стрельб.

— Где, каким?

Береговой молча протянул Курганову тоненькую книжонку. Подполковник впился в нее глазами и покраснел:

— Молодец.

Он резко встряхнул руку Берегового и покинул наблюдательный пункт.

Панфилов, осмотрев артполк, поехал в медсанбат, который он приказал впервые по-боевому развернуть. Его встретил Желваков, и генерал поздоровался с ним, как со старым знакомым. Он не торопясь обошел операционную, палаты, жилые помещения, придирчиво и строго требуя соблюдения уставного порядка, если замечал какое-нибудь упущение. В одной из палат он встретил медицинскую сестру, которую запомнил по Алма-Ате. Сестра без смущения, с любопытством смотрела на генерала.

— Ну как, удобнее? — показал Панфилов на ее просторные сапоги.

Девушка не нашлась, что ответить, щеки ее покрылись румянцем.

— А туфли где же? — допытывался генерал.

— По вашему совету оставила дома.

— Правильно поступила, — улыбнулся Панфилов.

На кухне к нему подбежал боец:

— Дежурный по кухне, медицинская сестра Панфилова.

Генерал сухо принял рапорт, и Вале он показался далеким, чужим.

— Вольно... вольно, — опустил он руку и подошел к бойцам, которые чистили картошку.

— А как у вас?

— Хорошо, товарищ генерал. Привыкаем к боевой обстановке.

— Это за картошкой боевая обстановка?! — рассмеялся Панфилов. — Нет, бои еще впереди.

Бойцы не поддержали разговора. Генерал, заметив это, спросил:

— Невесело тут у вас... Что приуныли?

И тогда поднялся один из бойцов:

— С махоркой у нас заминка вышла, товарищ генерал. Старшина второй день держит нас без курева.

— Вот это плохо, — нахмурился Панфилов и вынул из кармана нераспечатанную пачку махорки. — Правда, виноват тут не старшина, а кое-кто повыше, но это дело поправимое.

Он поделил махорку среди бойцов и оставил себе равную долю.

— Маловато, но душу отвести хватит. Махорка будет у вас сегодня, — пообещал Панфилов и прошел с Желваковым в его палатку.

Он снял шинель, присел к столу.

— Нехорошо с махоркой у вас получилось, Николай Васильевич. Надо уметь следить за всем. Забота о бойцах — наша первая обязанность, — укоризненно заметил он Желвакову, и брови его недовольно сошлись над переносицей: ему неприятно было напоминать прописную истину этому бывалому служивому человеку. Он жестом пригласил хирурга сесть и устало закончил:

— Я сегодня, кажется, забыл поесть. Давайте пообедаем вместе.

Когда уже было убрано со стола и Панфилов собрался уезжать, Желвакова внезапно вызвали. Возвратясь, он сообщил: