Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. Повести - страница 5

стр.

Панфилов, помолчав, повернулся к Момыш-улы и проговорил:

— Да, «противник» у вас оказался не на плановом месте, и он правильно сделал. Но бой навязывать ему надо было в назначенный приказом срок. Выполнить приказ при любых обстоятельствах — закон для советского командира. Так и запомним.

Как только генерал обратился к нему, Момыш-улы встал. Ему вспомнился только что совершенный марш по крутым скалистым склонам, по каменистому ущелью, которое и завело их в сторону. К тому же эта непроглядная ночь, когда так легко теряешь ориентировку. А генерал, словно угадав его мысли, неторопливо продолжал:

— Все будет: и овраги, и взорванные мосты, и хитрый злобный враг с ложными маневрами и позициями. Но вы обязаны обеспечить выполнение приказа в назначенный срок. Вы — командир, советский командир!

Панфилов с силой подчеркнул последние слова, будто хотел навсегда запечатлеть их в умах своих подчиненных. Он шагнул к замершему строю, но, что-то перерешив, опять обратился к Момыш-улы:

— Последнее замечание. Из вашего доклада я ничего не узнал о действиях командиров рот, взводов, отделений. Выходит, весь бой вы решили провести самолично. Неправильно. Надо уметь проявлять инициативу, не сковывая ее у своих подчиненных. Я имею в виду боевую, разумную инициативу, направленную к одной цели — полному разгрому противника.

— Я понял вас, товарищ генерал, — сказал Момыш-улы,

Панфилов с теплотой подумал: «Отличный командир будет!» Потом он коснулся локтя комиссара Логвиненко и просто сказал:

— Ну что ж, будем принимать присягу.

3

Секретарь ЦК КП(б) Казахстана>* принял Панфилова сразу же, как только ему доложили о приходе генерала. Поздоровавшись, они не сели, а продолжали стоять у большого, покрытого синим сукном стола. Июльское солнце яростно атаковало широкие окна, задернутые плотным кремового цвета шелковым полотном. Зной не проникал через занавеси. Просторный кабинет был заполнен ровным, рассеянным светом. На стенах кабинета еще висели карты и диаграммы мирного времени, но на столе у секретаря тускло поблескивало несколько металлических предметов явно не мирного свойства.

Пока Панфилов примечал все это, секретарь ЦК пытливо разглядывал его, изредка проводя ладонью по гладко выбритой голове.

— Хороши штучки, — улыбнулся Панфилов, указывая на стол.

— Да... Вот осваиваем выпуск новой военной продукции, — сразу оживился секретарь, и лицо его покрылось легким румянцем, а в усталых от бессонных ночей глазах заиграли молодые огоньки. — Что же мы стоим, садитесь, Иван Васильевич, — пригласил он генерала и опустился рядом с ним на стул. Взяв в руки одну из металлических деталей, он заговорил, и в голосе его чувствовались теплота и гордость:

— Помните, Иван Васильевич, Ильич говорил, что к югу от Оренбурга и от Омска идут необъятнейшие пространства, где царит патриархальщина, полудикость и самая настоящая дикость? Помню и я эту патриархальщину, и не понаслышке.

Панфилов слушал не прерывая, и перед его мысленным взором вставали картины бескрайних казахских степей. Он впервые увидел эти степи в годы гражданской войны, когда сражался под началом Чапаева против белых. Тогда же познакомился с народом, о котором с такой гордостью рассказывал сейчас его собеседник.

— Возьмите последние годы, годы индустриализации, — продолжал секретарь, — это ведь целая эпоха в нашем строительстве...

Секретарь встал, подошел к столу и, вынув из папки лист бумаги, протянул его генералу.

— Вот прочтите, Иван Васильевич. Пишут молодые шахтеры-казахи. Просятся на фронт. Сотни подписей!

Панфилов медленно поднялся, упершись в стол руками, словно стало тесно ему в широком кресле, и раздельно произнес:

— Грозен наш народ, когда враг принуждает его взять в руки боевое оружие!

Секретарь, как показалось Панфилову, строго взглянул на него, тихо сказал:

— К вам в дивизию, Иван Васильевич, идут лучшие люди республики>*. Коммунисты, комсомольцы, передовики. Мы верим...

— Я понимаю, какая ответственность лежит на мне за судьбу этих людей, — поспешно прервал секретаря Панфилов. — Я постараюсь... я оправдаю доверие партии.

А секретарь, выслушав его, докончил свою мысль: