Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. Повести - страница 7

стр.

Панфилов смотрел на дочь, и лукавые огоньки в его карих глазах постепенно гасли. Он уже давно решил в душе, что Валя должна идти на фронт. Много раз об этом говорилось в домашнем кругу в отсутствие дочери. Он искренне обрадовался ее приезду, ему приятно было, что дочь разыскала его, нежданно-негаданно появилась «самовольно» без предупреждения. Он подошел к Вале, взял ее ласково за плечи:

— Дала слово — сдержи его, дочка. Воевать нам придется серьезно.

— Сдержу, папа, — с облегчением вздохнула Валя и высвободила плечи из отцовских рук.

Панфилов отошел к окну, пальцем разгладил щеточку усов и, что-то решив, снова подошел к дочери:

— Снайпер из тебя выйдет, пожалуй, неважный, а вот за ранеными ты будешь хорошо присматривать.

— Но, папа...

— Теперь уж никаких но. Быть настоящей медицинской сестрой, да еще на линии огня — великое дело, — остановил дочь Панфилов, и Валя больше не протестовала. Она знала: если отец произнес это «никаких но», — всем возражениям наступил конец и надо подчиниться. Она устало присела на кушетку, и Панфилов, увидев нераскрытый походный чемоданчик у ног дочери,захлопотал:

— Ну вот и хорошо. Располагайся пока тут у меня, хозяйничай, а мне надо ехать.

Валя закинула руки за голову и тихо рассмеялась.

— Чему ты? — удивился отец.

— Ты знаешь, — ответила она, не переставая смеяться, — мне мама на прощанье сказала: «За ранеными любовно ухаживай. Не забывай поить их горячим чаем». Сознайся, что вы давно в медсестры меня определили.

Вместо ответа Панфилов, как бывало дома, предупредил:

— Вернусь нескоро. Обедай без меня и ложись спать. Помойся с дороги: душ внизу...

Машина помчала его на другой конец города по тенистым, наполненным вечерней прохладой улицам. Генерал поглядывал на часы: он спешил, стараясь успеть на совещание в политотдел. Сегодня там будет решен окончательно вопрос о дивизионной газете. С редактором Павлом Кузнецовым>* его вчера познакомили, и тот ему понравился — деловит, скромен. Правда, этот старший политрук впервые, должно быть, надел военную гимнастерку, но, как узнал генерал, газетчик он опытный, грамотный и страстно любящий свое дело.

В политотдельской комнате густо плавал дым. Окна были раскрыты настежь, но дым не успевал улетучиваться — курили здесь много. Поздоровавшись, Панфилов сел к столу.

— Работаете, вижу, усердно. — Он отодвинул вместительную пепельницу с ворохом окурков.

— У нас тут горячий разговор, товарищ генерал. — улыбнулся в ответ редактор — сухощавый русый человек. — Не можем придумать настоящего названия для нашей газеты. Предложений много, но возражений еще больше.

— Название газеты заслуживает большого, серьезного обсуждения. Давайте посмотрим, что у вас тут. — Генерал взял из рук редактора исписанный лист бумаги и, как бы про себя, прочитал: «Вперед на врага... Смерть немецким фашистам...» — Да... А вы знаете, товарищи, — вдруг оживился он, — в одном из полков я был свидетелем интересного разговора. Бойцы спорили о том, как и за что воевали русские солдаты до революции и чем для нас, советских людей, стала теперь Родина. Говорили долго, увлеченно, но меня особенно поразили слова одного бойца. Он сказал: «Врагов у нас, ребята, много, а такая страна, как наша Родина, одна во всем мире. За такую Родину жизнь отдать в бою не жалко. И никому на поругание мы нашу Родину не дадим».

— Верно сказано, хорошо! — вскочил и разрубил воздух ладонью Павел Кузнецов. Чутьем газетчика он сразу уловил мысль генерала, а тот продолжал:

— Народ наш глубоко мыслит, глубоко чувствует. Я предлагаю назвать нашу газету «За Родину». Этими словами сказано все.

— Правильно, товарищ, генерал.

— За Родину!..

Выждав, пока стихнет шум, Панфилов решил:

— Ну что ж, товарищи, так и утвердим — «За Родину»...

— А как с печатной машиной, товарищ генерал? — обратился к нему редактор.

— Центральный Комитет помог нам. Свяжитесь с ректором университета. Он в курсе дела.

Панфилов вынул коробку папирос, закурил от спички, которую ему протянул Кузнецов.

— Но нам поставлено условие: печатная машина должна после победы вернуться в Алма-Ату в полной сохранности. Запомните и растолкуйте это своим подчиненным. Вы понимаете, почему я так говорю?