Собственность сводного брата - страница 28

стр.

Я терпел. Держал в узде тьму, что рвалась изнутри рядом с этим принцем, несколько месяцев, пережил несколько успешных выступлений в Новосибирске. Первенство в Москве. Я всегда был рядом, они считались со мной, но порой казалось, я лишний. Они дети, они смотрят мультики, играют в компьютерные игры, которые на тот момент я разбирал на двоичные коды. Мне казалось, что еще пару лет — и я стану просто братом, которому можно позвонить раз в год и не беспокоиться более. А я не хотел этого! Я не хотел быть братом, не хотел быть лишним. И не хотел видеть Диму рядом с Мирой.

На обратном пути из Москвы мы летим частным самолетом комбината, и Мира привычно садится рядом со мной и во сне укладывает голову мне на плечо, чтобы поспать. Эти мелочи спасали, но Нина всегда мешала, делая вид, что заботится обо мне.

— Мира, милая. Ты наверняка мешаешь Ярославу.

— Что? — спрашивает она сонно и поднимает голову, но я буквально насильно кладу ее на место и гляжу на Нину так, как не смотрел очень давно.

— Она мне не мешает.

Глава 26.

— Никогда? Ты мог не ехать с нами, — замечает она, но я качаю головой.

— И пропустить триумф моей малышки? — спрашиваю я, на что Нина чуть елозит. — Ни за что.

— А как же твои соревнования? Тренер очень ругал тебя. Даже отцу звонил.

— Мне не быть профессиональным игроком, мы с вами это хорошо знаем, — напоминаю я о своем предназначении. — Так что не вижу повода волноваться. Мира важнее.

Важнее всего.

— Да. Я знаю, — сникает Нина и отворачивается к иллюминатору, вкладывая в уши наушники, а я принимаюсь заниматься тем, что люблю больше всего в полетах через страну. Смотреть, как спит Мира, порой улыбаясь во сне и подергивая невероятно длинными ресницами, что оставляли тени на ее щеках. В какой-то момент она просыпается, смотрит на меня и улыбается.

— Ты опять не спал?

— Есть дела поинтереснее.

— Опять твои книжки по программированию? Только не пойму, почему ты скрываешь их?

— Отец ждет от меня интереса к другим сферам.

— Иногда, — поднимает она свои бесконечно синие глаза, — мне кажется, что ты намного старше меня. Гораздо старше. И это пугает.

— Пугает?

— Ну знаешь. Все время думаю, что скажу что-то не то, что ты меня осудишь за очередную глупую мангу. Или страшилку, что мне таскает Дима. Я хотела, чтобы и ты почитал, но он говорит, что тебе такое неинтересно.

Я мельком смотрю на дрыхнущего Диму. Мы общались. Я не выказывал негатива. И волей-неволей он узнал, что я люблю, а от чего впадаю в тоску. Но он не имел права указывать Мире, что мне показывать, а что нет.

— Страшилки? Мне очень интересно. Почитаешь мне?

— Я? Знаешь, как я страшно читаю? Ты будешь писаться по ночам, — смеется она в мое плечо, а я прыскаю со смеху. Ребенок. Боже.

— Я приду писаться в твою кровать.

— Фу… — корчит она рожицу и снова смеется. Шум беспокоит Нину и Диму, но они не просыпаются. — Я видела у тебя книгу Стивена Кинга. Говорят, что это пострашнее страшилок. Расскажешь мне?

— Обязательно, когда подрастешь. Да и разговоры, знаешь, часто преувеличены, — по телу бежит ток, потому что я вспоминаю о другой байке. — А слушай. Про разговоры. Правда, что фигуристы женятся на партнерах?

— Ой, не все, конечно, — отмахивается она, но вдруг смотрит на Диму, который во сне выглядит еще более смазливым. — Но да, такое часто бывает. Просто, когда катаешься, нужно чувствовать партнера. Верить ему. Может быть, даже любить его. Так учит нас тренер, — смущается она, а я ощущаю, как кровь вскипает во всем теле, как внутри растет гнев, так долго подавляемый.

— Прилетели? — вдруг спрашивает «принц», и я смотрю на него. — О, наш ботан опять не спал? Иногда ты напоминаешь мне робота.

— А ты мне девчонку, — сам не понимаю, зачем говорю, но Дима ожидаемо напрягается.

— Я не девчонка.

— Ну помнишь песню, что только мужчины играют в хоккей?

— Ты что, думаешь, не смогу сыграть в эту варварскую игру? — смеется он, но мне не смешно. И Мире тоже.

— Не надо, Дима. Ярослав, это глупо.

— Ну разве детство не для этого дано, чтобы совершать глупости? — усмехаюсь я и наклоняюсь к Диме. — Ну что, забьемся, что ты не забьешь мне ни одной шайбы?