Сочинения в 3-х тт. Том 2 - страница 19

стр.

Тейлер сунул руку в карман и вытащил толстую пачку денег. Затем отсчитал пару сотен пятидесятками, двадцатками и десятками и сунул их типу без подбородка.

— Дай им на лапу, Джерри, — сказал он. — Но не больше, чем обычно, нечего их баловать.

Джерри спрятал деньги, взял со стола шляпу и вышел. Спустя полчаса он вернулся, отдал Тейлеру сдачу и небрежно бросил:

— Сказали — подождать на кухне.

Мы спустились на кухню. Там было темно. К нам присоединились еще несколько человек. Вскоре в дверь постучали, и мы спустились по ступенькам на задний двор. Уже почти рассвело. Нас было десять человек.

— Всего десять? — удивился я.

Тейлер кивнул.

— А Ник говорил, что вас пятьдесят.

— Пятьдесят?! — Сиплый ухмыльнулся. — На этих придурков и десятерых много.

Полицейский в форме приоткрыл калитку и нервно пробормотал:

— Ребята, поскорей! Пожалуйста!

Я заторопился, но, кроме меня, никто не обратил на его слова никакого внимания.

Мы пересекли переулок, затем какой-то здоровяк в коричневом костюме поманил нас в другую калитку; мы прошли через дом, вышли на другую сторону улицы и влезли в стоявший у бровки черный лимузин. За руль сел один из блондинов. В быстрой езде он толк знал.

Я попросил высадить меня где-нибудь возле отеля «Грейт Вестерн». Блондин покосился на Сиплого, тот кивнул, и через пять минут я стоял у входа в отель.

— До встречи! — шепнул мне владелец притона, и лимузин умчался.

Когда машина заворачивала за угол, я обратил внимание, что номер на ней полицейский.

VII

ВЫ СВЯЗАНЫ ПО РУКАМ И НОГАМ

В половине шестого, миновав несколько кварталов, я подошел к зданию с потухшей вывеской «Отель Крофорд», поднялся на второй этаж, в контору, снял номер, попросил разбудить себя в десять утра, получил ключ, вошел в довольно невзрачную комнатушку и перелил виски из фляжки себе в горло. Спать мы легли втроем: чек старого Элихью на десять тысяч, пистолет и я.

В десять утра я оделся, пошел в Первый национальный банк, разыскал там юного Олбери и попросил его заверить чек Уилсона-старшего. Кассир на некоторое время отлучился, — по-видимому, звонил старику проверить, не фальшивка ли это. Наконец он вернулся с заверенным чеком.

Я вложил письмо старика и чек в конверт, заклеил его, написал адрес: «Сан-Франциско, детективное агентство «Континенталь», приклеил марку, вышел на улицу и бросил письмо в почтовый ящик на углу.

— Так почему же вы убили его? — поинтересовался я у юного Олбери, вернувшись в банк.

— Кого «его»? — улыбнувшись, переспросил он. — Президента Линкольна?

— Значит, не хотите признаваться, что убили Дональда Уилсона?

— Боюсь вас разочаровать, но не хотелось бы, — ответил он, по-прежнему улыбаясь.

— Вот незадача, — огорчился я. — Не можем же мы с вами препираться у всех на виду. Здесь нам поговорить не дадут. Кто тот тучный джентльмен в очках?

— Мистер Дриттон, старший кассир, — ответил, покраснев, молодой человек.

— Познакомьте нас.

Молодой человек, хоть и неохотно, обратился к кассиру по имени, и Дриттон — крупный мужчина в пенсне, с гладким розовым лицом и лысым розовым черепом, окаймленным редкими седыми волосиками, — подошел к нам.

Младший кассир пробормотал что-то невнятное, и я пожал Дриттону руку, внимательно следя за молодым человеком.

— Я как раз объяснял мистеру Олбери, — сказал я, обращаясь к Дриттону, — что нам с ним не мешало бы уединиться, а то, боюсь, он по собственной воле не сознается, а мне бы очень не хотелось, чтобы все в банке слышали, как я на него кричу.

— «Не сознается»?! — Старший кассир чуть язык не проглотил от удивления.

— Вот именно. — Я расплылся в широкой, добродушной улыбке, старательно подражая Нунену. — А вы разве не знаете, что Олбери — тот самый человек, который убил Дональда Уилсона?

Старший кассир отреагировал на показавшуюся ему идиотской шутку, изобразив под пенсне вежливую улыбочку, которая, впрочем, сменилась испугом, когда он повернулся к молодому человеку. Тот густо покраснел, на его застывшее, улыбающееся лицо было страшно смотреть.

— Какое великолепное утро! — с жаром воскликнул Дриттон, откашлявшись. — Вообще погода последнее время — грех жаловаться.