Сочинения в двух томах. Том 1 - страница 14

Луна склоняется к западным горам. Скоро, уже скоро забелеет на востоке заря и солнце рассеет их очарование. Хонг Коп по мере того, как улыбается Фея, видит яснее; он угадывает, что должно произойти что-то великое, распахнутся врата к высшему, что он должен торопиться, пока не ушло время. Но неуверенность продолжает парализовать его, хотя все сильнее и сильнее охватывает его желание приложиться влюбленными губами к раненой руке, из которой неизменно продолжает сочиться кровь.

Остается не более часу. К сожалению, луна скрывается за утесом. Наконец Хонг Коп поднимается и становится на колени перед Ю Ченг Хоа. На ее светоносном лице пробудившееся смятение внезапно прогоняет нежную улыбку — смятенье влюбленной, которая хочет быть любимой. Но злой закон, запрещающий произносить признание божественным устам, продолжает затуманивать глаза Хонг Копа. И Хонг Коп не видит. Более того, он беспокоится и ужасается, так как исчезла улыбка с ее лица; он недвижим, робеет, так как он тоже влюблен. И час возвышенный приходит. Она не может, и он не осмеливается — признаться, что их сердца слились в одно и останутся так во веки веков. Они недвижимы и безмолвны, их губы так сближены, что поцелуй почти что не смог бы их еще более сблизить. А неумолимая холодная заря поднимается по печальному небу.

Цветок Нефрита продолжительно вздыхает, и горькие слезы покрывают трауром ее ясное лицо. Но так надо, нельзя не подчиняться судьбе. Уже пробудился тревожный день и потускнело все призрачное. Ю Ченг Хоа бежит по морю, с каждой секундой становясь все более и более прозрачной.

И просветленному теперь, но безутешному Хонг Копу хочется крикнуть ей вслед признания любви; он старается следовать за ней, делая крупные взмахи веслом, и заставляет лететь челнок по вспенившимся водам.

Но слишком поздно, слишком поздно. Вот они оба ступили на утес у прегражденного подземного пролива. И оробевшие скалы раздвинулись, так как она дочь Дракона, и он любим ею. Минута — и Хонг Коп свободен и плывет по Фэ Ци Лунгу, откуда изгнал его Дракон. Смертный приговор уничтожен. Но прекрасная Ю Ченг Хоа навсегда растворилась в тумане восходящего солнца. И на металлические глаза курильщика, никогда не плакавшего в своей жизни, набегают горькие слезы.

Со временем Хонг Коп стал духом. Таков жребий тех, кто любим богами. Его отныне бессмертная жизнь бесконечно тянется между небом и землей.

Хонг Коп живет среди скал Фэ Ци Лунга. В безысходном лабиринте ищет он, но не находит никогда Ю Ченг Хоа. Рыбаки Халонга и Кебао боятся увидеть его, так как его появление возвещает смерть.

Я, который написал это, воистину видел в тонкинском тумане, видел своими, объятыми ужасом глазами Хонг Копа… и Хай Лунг Ванга — Змея-царя, который гнался за ним по морю. Но я пережил это, потому что в тот же день в священном круге встретил я милосердную Ю Ченг Хоа, и с тех пор презираю я других женщин.

Доктор Фауст усиленно работал над исследованиями в области магии в своей обычной келье.

Много лет прошло с тех пор, как он подписал договор, но за его душу Сатана дал ему тринадцать веков молодости. Вот почему доктор Фауст теперь не похож на плешивого и неряшливого старика, который когда-то в этой самой келье старался найти в почерневших ретортах тайну философии. Сатана сдержал свое слово. Иоганну Фаусту двадцать лет, и у него светло-золотистая борода, на нем нарядный блестящий костюм. Конечно, после Маргариты, которой он увлекался, пока не передал ее в руки дьявола, немало женщин ласкали эту вечно молодую бороду и загубили свою душу за его ласковый взгляд. Новым и новым жертвам не предвиделось конца…

Фауст усиленно работает в своей келье, предназначенной для занятий по магии. На очаге, на красных углях выделяется обильный пар из стеклянных и каменных реторт. В их растрескавшихся горлышках бурлят разноцветные жидкости, адской радугой расцвечивая черную печь. Длинный стол загроможден перегонными кубами, шарами и чернокнижными пергаментами. Расцвеченные разными красками пары, выделявшиеся из реторт, бросали отсвет на стеклянную пластинку, укрепленную на деревянной стойке. А рядом мелкими мрачными блестками вспыхивал фосфор на дне горшка, наполненного водой. Ржавые гвозди были вбиты в изъеденные червоточиной стены и в балки потолка, затянутые паутиной. На них болтались скелеты; когда в келью врывался порыв ветра, они постукивали своими костями.